Если бы Валя была парнем, то Наталья непременно бы в нее влюбилась - настолько их потянуло друг к другу. Но Валюша была молодой женщиной, мамочкой-одиночкой, и Наташка просто вдружилась в нее со своего первого рабочего дня.

Встреча с Валей произошла в судьбоносный для юной девушки момент - у нее разыгрывался жестокий роман. До недавнего времени многочисленные и разнообразные вылазки представителей сильного пола натыкались на ее саркастический отпор, она ждала принца... Найденный принц был бардом, писателем и постановщиком чрезвычайно драматических спектаклей, причем не только на сцене. По нескольку раз на дню Наташка становилась то самым несчастным, то самым счастливым человеком на свете, в зависимости от того, звонил ли он и что сказал. А он умело держал паузы, устраивал антракты вперемежку с захватывающими любовными сценами, то у них был ледниковый период, то экваториальная жара. Все эти страсти Наталья исправно выкладывала своей новой подруге, сидя на кухне и вместе с ее сыном прихлебывая чай с печеньицем.

Все эти страсти Наталья исправно выкладывала своей новой подруге, сидя на кухне и вместе с ее сыном прихлебывая чай с печеньицем.

Не только Валя ждала Наташкиных визитов. Пятилетний Антон, едва услышав звонок, несся к двери с радостным криком «Натулька приехала, красавица моя» и с разлету повисал на вовремя подставленной Наташкиной шее. По окончании девичьих пересудов Наташка принималась гоняться за ним по скромной квартирке, она ему читала, крутила диафильмы, пытаясь говорить за героев на разных голосах, учила его считать. А придя домой, обнаруживала в своей сумочке ярко-синюю машинку с практически настоящими колесами или солдатика в каске со звездой, странные палочки-железки непонятного назначения и тому подобные бесценные сокровища.

В выходные они втроем ездили куда-нибудь: в парк или покататься на пароходике. Один из таких походов запомнился Наташке особенно. На вечер у нее планировался бард, потому она вырядилась как могла и едва ковыляла по Ленинским Горам на своих каблучищах. В какой-то момент она в неуверенности остановилась, прикидывая, куда бы поставить ногу, чтобы не рухнуть с этой чертовой горы, да так, может, и рухнула бы, если бы не поспешивший к ней Антошик. Заметив Наткины мучения, он протянул ей руку и торжественно произнес:
- Натулька, не бойся, я с тобой, я же мужчина!

От восхищения Наташка даже устояла на ногах. Она взяла замурзанную лапку и вместе с Антошкой вскарабкалась на ровное место.

- Какой ты молодчина, Антон. Без тебя бы я, наверное, с горы скатилась, – и, обернувшись к Вале, добавила: - Во подарок кому-то достанется!

Шло время - не один день, и не один год. Бард был отставлен, вместо был найден стоматолог, а потом альтист, а потом инженер, который и задержался рядом с Наташкой и в радости, и в горе, пока смерть не разлучит. Валентина тоже вышла замуж, обе родили по дочке. В Антошкином индейском крике «Натулька приехала...» детский писк уступил место подростковому петушиному клекоту, а со временем ему на смену пришел вполне многообещающий баритон. Они дружили по-прежнему и даже мечтали, как женят Антона на Наташиной Анечке, и все заживут долго и счастливо.

Встречались уже не так часто, в основном, по случаю. Натальин грядущий день рождения был, безусловно, одним из тех случаев, потому она, сидя на работе, пыталась сообразить, что бы ей такое придумать с угощением, чтобы не ударить лицом в грязь перед старинной подругой.

Оказалось, никакие слова им говорить друг другу не надо. Наташка плакала, Валя утирала чуть шершавыми ладонями слезы с ее щек.

- Натах, к телефону, дочка, - позвал стоявший рядом с телефоном коллега и верный поклонник Виктор.

- Спасибо, друг, - Наташка схватила трубку. - Привет, Анют, что у тебя? Что? Что!?!? Ты что, с ума сошла? Извини, родная, я не…

Она начала проваливаться в какую-то душную серую вату, которая заполнила ее всю изнутри и обволакивала снаружи, так что в глазах у нее потемнело, и из какого-то далека до нее донесся Витькин перепуганный голос:
- Дайте же валидол, черт, есть у кого-нибудь валидол? Или что-нибудь? Блин, у нее же губы синеют...

Ей впихнули в рот какую-то таблетку, распахнули окно. С трудом выговаривая слова и с еще большим трудом осознавая их смысл, Наташка сказала, что у ее самой близкой подруги сын выпал из окна, разбился насмерть, ей срочно надо ехать.

Серая вата облепила ее всю, ноги сделались тяжелыми, шаги - вязкими. Сколько раз Наталья шла, бежала, летела к дому подруги. С хорошими новостями, с обидой, с бутылочкой чего-нибудь недорогого - поплакать о своем, о девичьем, со стихами к новогоднему капустнику, с тортом и букетом, с билетами на Таганку, с «Аптечкой матери и ребенка», со свежей «Бурдой» и югославской тканью, с «Подарком первокласснику», с томиком любимой ими обеими Цветаевой… Что она скажет? Кто придумал слова, которые можно сказать матери, потерявшей сына?

Оказалось, никакие слова им говорить друг другу не надо. Наташка плакала, Валя утирала чуть шершавыми ладонями слезы с ее щек. Сама она то впадала в молчание, то возбужденно и громко вновь и вновь принималась рассказывать, как все случилось (с друзьями выпили, он поспорил, что сделает на подоконнике стойку на одной руке, ну не дурак, а? Убила бы), и прикидывать, что ей надо Антошику с собой собрать (костюм у него совсем новый, купили по окончании второго курса, и рубашка есть красивая. А галстук надо? Наверное, надо, неудобно без галстука, и туфли надо новые. А ты с продуктами поможешь?)

Наташка благодарила Всевышнего за помутненный Валин рассудок, хвалила костюм, обещала достать сырокопченой колбасы...

Она смотрела на юного красивого мужчину с забинтованной головой, и никак для нее он не соединялся с тем давним Антошкой.

День похорон прошел где-то за границей Натальиной души. Она смотрела на юного красивого мужчину с забинтованной головой, и никак для нее он не соединялся с тем давним Антошкой. Ей казалось, что тот сладкий малыш - он где-то, там же, где и сама она двадцатилетняя, и ореховоглазый бард, и ее бабушка там же, и любимая музыка... В другой реальности, реальной. А тут перед ее глазами происходило что-то сюрреалистическое, неправильное. Неправильный звук ворвался в ее сознание - звук загоняемых в дерево гвоздей, и за ними Валин голос, она кричала, зажав уши руками:
- Заканчивайте уже! Неужели вы не понимаете, я не могу это слышать! Скорее!

Валентина зашлась рыданием, первые ее слезы за эти дни.

Потом было много слез, много слов, много попыток утешения. Потом пришло и утешение. Недаром говорят - время лечит. И вправду лечит. Недаром говорят - человек ко всему привыкает. И вправду привыкает. Прошло много времени, и Валентина научилась говорить о сыне нормальным голосом, а то раньше все срывалась на хрип. Она всю себя сосредоточила на дочке, и девочка у нее росла умница и гордость.

Страна перестраивалась, и Наташка сумела перестроиться вместе со страной. С помощью Валиного мужа она неожиданно успешно влипла в неженский бизнес. С удивлением она обнаружила в себе дар убеждения, умение вести переговоры - никогда раньше ей не приходилось вести никаких переговоров! Оказывается, у нее получалось найти нужные слова в самой нештатной ситуации и разрядить напряженную атмосферу тонкой шуткой.

Но дома она не находила ни нужных слов, ни правильных интонаций. Когда вымотанная до дрожи Наташка наконец-то приползала поздним вечером домой, она, казалось, вступала в зону «Не подходи, убьет». Дочка с ней просто перестала разговаривать (ты второй костюм себе купила, а мне ничего? Ну и что ж, что тебе на работу надо в чем-то ходить, а мне, по-твоему, никуда ходить не надо?). Свекровь ворчала, что весь дом на ней, а муж был просто недоволен и все. Он никуда не перестроился, напротив, вылетел со своей работы. Валин супруг и ему предложил место в своем бизнесе, но предложение оказалось «не по профилю» и «ниже уровня», а потому было отвергнуто. Когда Наташке домой звонили ее коллеги, муж брезгливо совал ей в руку трубку со словами «твои... эти...», и тут же принимался демонстративно не слушать, демонстративно не мешать ей жить своей жизнью, демонстративно сардонически усмехаться, когда Наталья обсуждала цены и сроки, дескать, шифруешься неумело. Стоило Наталье подать какой-то признак усталости, он демонстративно обижался:
- Это намек, да? Намек, что я сижу дома и ничего не делаю, да? Намек, что ты одна семью содержишь, да?

Свекровь ворчала, что весь дом на ней, а муж был просто недоволен и все. Он никуда не перестроился, напротив, вылетел со своей работы.

Все это было правдой, и что он сидел дома и ничего не делал, и что она семью содержала, но почему-то Наталья оказывалась виноватой, муж - страдальцем, дочка бросалась защищать обиженного папочку, и папочка, к величайшему Натальиному удивлению, ее защиту с радостью принимал.

Когда очередной раз Витька - верный поклонник с бывший работы - позвонил ей узнать, как дела, она вдруг набралась слабости, разревелась и обрисовала всю печальную ситуевину.

- Боюсь, они сведут меня с ума раньше, чем я успею их одеть-обуть-накормить. Сбежать, что ли?
- Беги ко мне, - Виктор не колебался ни секунды, - ты же знаешь, я люблю тебя.

Раз в неделю она приезжала, привозила деньги и продукты, выслушивала очередную порцию в свой адрес от всех троих, и уезжала, утешая себя мыслью о том, что дочка теперь сможет купить себе юбку, как у Ольки, и не будет страдать по этому поводу, а там, глядишь, - и бывший муж себе кого-нибудь найдет и тоже не будет страдать.

Со старым другом у нее складывалось неплохо. Виктор был счастлив, он постоянно говорил Наталье, как он ею восхищается, как заряжается ее энергией, как многому он у нее научился, какой это для него подарок - быть с ней. Он радовался, когда она находила решение в сложных ситуациях, и заявлял, что лучше нее этого бы не придумал никто. Нет, Витька был во всех смыслах классный мужик, и ей с ним было хорошо, а иногда, как, например, только что, просто замечательно, но не оставляла Наташку какая-то маета.

Она встала с постели и подошла к окну, да так и осталась стоять, смотря в темноту...

- Ты ждешь кого-то? - Виктор обнял ее за плечи. Наталья не слышала его шагов и вздрогнула от неожиданности. - Я давно на тебя смотрю. Такое впечатление, что ты проводила кого-то куда-то и теперь его оттуда ждешь...

Она и сама не знала. Может быть, и ждала... Не благодарности, не восхищения и даже не нежности. А вот пришел бы некто из ниоткуда - мудрый, сильный, добрый, взял бы ее за руку и сказал:
- Натулька, не бойся, я с тобой, я же мужчина!