Я родилась второго сентября. Возможно, поэтому я очень люблю осень, и она отвечает мне взаимностью. Осенью со мной происходит что-то необыкновенное. Какие-то неизвестные силы заставляют мое сердце биться быстрее, а мои глаза становятся зелеными. Я люблю дождь и запах мокрых листьев. Я могу долго гулять по цветному лесу в одиночестве, наблюдая за тем, как лучи солнца пробиваются сквозь желтую листву, и кажется, будто солнце и осень - одно целое, такое теплое и ясное. В прошлом году бабье лето продолжалось почти целый месяц, и только предательский цвет листвы и холодные ночи выдавали секрет: лето закончилось.

Дорога была мокрой, но дождь уже прошел, и теплые лучи вновь выглядывали из-за туч. Машина удалялась от города все больше, и с обеих сторон уже мелькали маленькие и большие деревенские дома и сады, красные и рыжие от обилия яблок и цветов. Нас было трое и нам было весело и радостно: мы ехали к Лелькиному другу, по ее словам его дом на озере был чем-то необыкновенным. Я никогда не была у него до этого, но слишком хорошо знала Лельку, чтобы поверить в то, что она не преувеличивает. Лелька и Сережа были моими институтскими друзьями, мы знали друг друга давно и досконально, поэтому, когда они в четвертый раз расставались, я была уверена, что через две недели они в четвертый раз сойдутся.

С Данилой, хозяином дома на озере, Лелька познакомилась на курсах вождения, а потом оказалось, что Сережка и Данила работают вместе. Они часто проводили время втроем, и Лелька шутила, что если бы она познакомилась с Данилой раньше, чем с Сережкой, ее сердце принадлежало бы ему. По ее словам он был каким-то особенным, очень красивым и очень печальным; она рассказывала, что у него случилась несчастная любовь, и он не может ее забыть. Лелька уверяла, что я приду в восторг от той красоты, которую увижу и мне было непонятно, имеет ли она в виду красоту усадьбы или красоту этого загадочного молодого человека.

Когда мы подъехали к дому, я поняла, что это был единственный раз, когда Лелька не преувеличивала. Дом принадлежал еще прабабушке Данилы, но был удивительно крепким и ухоженным. Крыльцо с резными перилами напоминало давно забытые образы из сказок Пушкина, балкон утопал в зарослях плюща. В этом доме было нечто особенное: от него веяло спокойствием и теплом, казалось, что именно сюда ты стремился всю жизнь и вот, наконец, мечта осуществилась. Мы открыли калитку и вошли в сад. В саду пахло спелыми яблоками и мокрой от дождя землей. А за домом росли астры - фиолетовые, розовые, белые. В конце сада, за деревьями виднелась еще одна калитка, которая вела к озеру. Оно было большое, чистое, сверкающее. Кое-где на берегу сидели рыбаки, и большая лохматая собака с шумом резвилась в воде. Несколько человек плыли на лодке далеко у другого берега.

Данила стоял за калиткой и смотрел на озеро. Мы окликнули его, он обернулся и приветливо заулыбался. Оказалось, что Лелька способна не преувеличивать больше одного раза. Он, безусловно, был красив. Особенно глаза, такого цвета глаз я больше не встречала - светло-коричневые с золотым. То, что Лелька называла печалью, я бы назвала усталостью. Он выглядел так, будто гораздо старше и мудрее своего возраста, но не знает, что с этим делать. Мы сразу нашли общий язык и через пару часов у меня было чувство, что я знаю его очень давно. Вечером мы развели костер, и Сережка пел под гитару, у него был очень хороший голос. Лелька по обыкновению всплакнула, а потом произнесла тост за любовь. Мы присоединились, хотя в любовь я не верила с тех пор, как отец ушел от нас к молоденькой девушке. Она была старше меня всего на два года.

Было уже за полночь, когда Лелька с Сережей ушли спать. Мы сидели и болтали о всякой ерунде, костер догорал и, вдруг, Данила наклонился ко мне и загадочно произнес: "Ты когда-нибудь была на чердаке?" Вопрос показался мне крайне странным, и я ответила: "Конечно, на крыше была". "Нет, крыша - это не то. Я говорю про настоящий чердак с всякими предметами древности, книгами, сушеными яблоками. На таком чердаке ты была?" Я выросла в городе и у нас была дача, но там был второй этаж, а чердака не было, в чем я честно призналась Даниле. "Тогда пойдем, я покажу, тебе обязательно понравится". Мы поднялись на чердак, и Данила зажег свечу в тяжелом подсвечнике. От увиденного мною я почти потеряла дар речи. Мне показалось, что мы попали в прошлый век - старинные иконы в золоченых рамах, пожелтевшие фотографии маленькой девочки в очень красивом платье, расписной сундук с узорчатой ручкой и старинное зеркало - от всего этого веяло какой-то тревогой и радостью одновременно. "Это все, что осталось у моей прабабушки после революции. Она очень хотела, чтобы мы хранили все это здесь, на чердаке. Вот мы и храним". Свеча в его руке освещала мое лицо, и он спросил: "У тебя глаза всегда такие зеленые?". "Нет, только осенью",- ответила я. "Ты на нее похожа", - задумчиво произнес Данила. В моей голове начали путаться мысли. Я вспомнила рассказ Лельки о красивой девушке, которую Данила не может забыть, о его несчастной любви, о ее зеленых глазах и красивой улыбке. Ком застрял в моем горле, я не хотела быть на нее похожа, я не хотела быть тенью его прошлого. Я подняла голову и заглянула в его лицо. Искры поблескивали в золотых глазах. "На кого похожа?" - спросила я. "На осень. Такая же красивая".

Для меня вдруг стало так очевидно, что долгие годы жила в ожидании чуда. Иногда мне казалось, что оно уже близко, иногда я разочаровывалась и бросала ждать его. Но в глубине души твердо знала, что есть дом, который я могу назвать своим. И есть мужчина, который роднее всех на земле. У него карие с золотым глаза. И он стоит рядом со мной. Мне захотелось прижаться к нему очень крепко и ни за что не отпускать.

Утром мы нарвали большой букет астр, набрали корзину яблок и поехали домой. Я сидела рядом с Данилой и смотрела на мелькающие за окном цветастые деревья. Лелька то и дело поглядывала на нас и загадочно улыбалась. И я тоже улыбалась, потому что поняла, за что так люблю осень. Осень подарила мне любовь.