Диван скрипел и кряхтел, однородные его всхрипы вплетались в мерное мое бурчание:
- Аа-аа-аа-а… чи-чи-чи-чи-чи-чичи…
- Тебя сменить? - шепнул муж, подойдя вплотную.
- Поо-проо-буй… - не меняя ритма, пропела я. Муж залез на диван, подставил согнутые руки и закачался в том же темпе:
- Баю-баю-баю-бай…
Без малыша на руках я почувствовала себя легкой-легкой. А теперь - перебежками! Сперва в … понятно, куда (после часа-то прыжков!), потом пара чашек чая и - вперед, на вахту!
Неопытные, но очень отзывчивые родители, мы подолгу кружили по комнате, укладывая кроху. Мальчик удивленно таращил умные глазки и морщил лобик (может, это игра такая?), потом начинал хныкать, а то и реветь. В отличие от него, мы все же нуждались в нескольких часах ночного сна, а потому продолжали свой немыслимый танец. Говорят, животик, говорят, приспосабливается, говорят, после третьего месяца легче… "Блажен, кто верует!"
По-моему, муж изобрел это качание на диване. Я все больше по квадрату орнамента на ковре гуляла, а он влез и доволен: амортизирует! Все бы ничего, но подводил момент "отлипания" от горячих родительских тел: мерно покачиваемый сын засыпал, но стоило опустить его в кроватку, как раздавалось тревожное "Иих…?!", и скачки возобновлялись.
Ночь выдалась какая-то особенно бессонная. В четвертом часу я с досадой сунула сынишку в кроватку и, бездумно протянув руку к полке, вдруг ухватила крохотную грелочку для носа. Грелка была новая, еще запечатанная в полиэтилен. Такая, знаете, с кристаллами внутри: шайбочку нажимаешь, и побежа-а-ало тепло. Озаренная внезапной догадкой, я зубами, как чеку с гранаты, сорвала пакет и плюхнула грелку малышу на пузико. Действительность ушла из-под ног, я провалилась в сон без картинки и звука.

Какое блаженство - проснуться от поцелуя легкого летнего ветерка, от запаха мокрой травы и шороха листьев, под ласковое щебетанье пташек и стрекот кузнечиков! На душе было так волшебно, словно я снова маленькая и у меня сегодня день рожденья. Вдруг, ошеломленная тишиной в доме, я подскочила с дивана и кинулась к кроватке. Слегка спрессованный одеялком и грелкой, кроха спал и улыбался своим снам. Муж тоже спал, свернув свои метр восемьдесят два в сладкое внутриутробное положение. Я бродила по пустой сонной квартире, совершенно выспавшаяся и удивленная своей внезапной свободе. Наконец я подкралась к любимому и нежно пощекотала ему сжатую в кулак руку. На раскрывшейся ладони лежала смятая в комок "Инструкция по пользованию сухой грелкой". Муж зашевелился от моего хихиканья, повернулся, потянулся и, не открывая глаз, да и не просыпаясь, внятно произнес:
- ПАПА ХОЧЕТ ПИСАТЬ ВСЕМИ ЦВЕТАМИ РАДУГИ.