Счастливая Лариса Николаевна спешила домой. Внук Сережа с рюкзачком на плечах шел рядом. Приехал на каникулы, не забыл старую. А она-то как ждала? Пирогов напекла, любимое варенье приготовила, курочку в духовке запекла. Истощал, поди, совсем ребенок на студенческих харчах.

У подъезда они столкнулись с соседом из тридцатой квартиры. Маленький худенький старичок с жидкими седыми кудряшками остановился, чтобы вытереть со лба пот и переложить тяжелый пакет в другую руку.

— Здравствуй, Ионыч! — поприветствовала его Лариса Николаевна. — Ты чего светишься весь, словно новый рубль? Праздник какой?

— А? Да-да, именно праздник! — сощурил маленькие глазки старик и зашел в прохладу подъезда.

— У меня тоже радость — внук приехал! — сказала Лариса Николаевна.

— Давайте помогу, — предложил Сергей и протянул руку к ноше соседа.

— Не надо! — дернулся тот и прижал пакет к груди. — Я сам.

— Странный старикашка, — сказал Сергей, когда сосед скрылся за массивной дверью.

А она-то как ждала? Пирогов напекла, любимое варенье приготовила, курочку в духовке запекла.

— Да он всегда такой был, — махнула рукой Лариса Николаевна. — Я ведь его еще смолоду знаю. Даже замуж за него хотела. Он тогда жених видный был: кандидат наук, искусствовед — Аркадий Иванович! Это он потом Ионычем стал, когда вся его родня на историческую родину уехала.

— И чего же вы не поженились? — спросил внук.

— А он мне тогда отказал. Семейная жизнь, говорит, не для меня — я в живопись влюблен. Дурак старый! Так всю жизнь один бобылем и промаялся. А недавно у него спрашиваю: «Чего ты, Ионыч, к племянникам в Израиль не переберешься? Трудно одному старость коротать». А он отвечает: «Я не один, я с детками. А без них мне куда?» Совсем, видно, из ума выжил на старости лет, — вздохнула Лариса Николаевна.

— Ну, откуда ты знаешь? Может, у него, и правда, дети на стороне есть? — спросил Сергей.

— Да нет у него никого! — усмехнулась Лариса Николаевна. — Я точно знаю. К нему даже в гости никто не ходит. Отгородился от мира бронированной дверью, да решетками на окнах и сидит, как сыч.

— Боится, чтоб не обворовали? — спросил внук.

— Ой, да что там брать? Он всю жизнь в университете преподавал за копейки. Да и пенсия у него небольшая, я у почтальонши узнавала. А вот крыша на старости лет от всех этих знаний поехала, это точно. Так что ты, внучок, не перенапрягайся в учебе-то. Вот лето у меня отдохнешь хорошенько, — сказала Лариса Николаевна, открывая дверь квартиры.

На лестничную площадку вылился сладкий запах пирогов.

* * *

Аркадий Ионыч закрыл входную дверь, прислушался к удаляющимся шагам соседей и лишь потом прошел в комнату. Она была заставлена книжными стеллажами. На столе у окна лежали альбомы по живописи. Над диваном, покрытым клетчатым пледом, висели большие портреты Мане, Дали, Гогена и Шагала. Это были его любимые художники. Портреты других живописцев были развешаны и расставлены по всей комнате. Подойдя к окну, пенсионер плотно задернул шторы — в комнате воцарился полумрак. Ионыч отодвинул кресло, стоящее у стены и, прихватив принесенный пакет, скрылся за висящим гобеленом. Тут был его тайный мир. В пустой комнате стояло лишь кресло-качалка. На стенах висели картины.

«Вот мы и дома, деточка, вот и дома, — приговаривая, не торопясь, Аркадий Ионыч распаковывал ношу. — Сейчас, потерпи немножечко, еще чуть-чуть».

Скинув на пол последние листы бумаги, он обнажил картину. «Ах!» — вырвалось из груди. Пожилой мужчина опустился в кресло и стал рассматривать одно из полотен позднего Шагала. Дрожащие пальцы гладили багет.

Пожилой мужчина опустился в кресло и стал рассматривать одно из полотен позднего Шагала.

«Наконец-то ты дома, деточка, — шептал старик. — Как долго я этого ждал… Сколько сделал… Я уже и место для тебя приготовил. Смотри!»

Аркадий Ионыч подскочил с кресла и, повесив картину, включил подсветку. Он долго стоял не в силах оторвать взгляд. Слезы умиления мешали рассматривать долгожданное приобретение.

На душе было легко, и в какой-то момент ему даже показалось, что он оторвался от земли и парит, как герой одной из картин любимого художника. «Ах!» — что за чувство? — из груди снова вырвался стон. Ноющая боль под лопаткой заставила его опуститься в кресло-качалку.

«Сейчас пройдет, сейчас», — трясущимися руками пенсионер достал из кармана валидол и положил под язык. Приятная прохлада облегчила дыхание. Вскоре боль отступила.

«Ну как он вам? Правда, прекрасен?» — Аркадий Ионыч обратился к картинам, как к добрым друзьям. — Теперь вам будет веселей. Вы — мои хорошие, вы — мои деточки... Как же я вас люблю». Старик подходил то к одной картине, то к другой, всматривался, что-то шептал.

Настойчивый звонок в дверь вернул его к реальности.

«Кто бы это мог быть?» — подумал пенсионер и нехотя направился в коридор. Расправив гобелен, он не стал двигать кресло — в дверь постучали. «Откройте, горгаз! — послышался мужской голос. — Мне нужны показания вашего счетчика».

«Ох, как невовремя», — пробубнил Ионыч, открывая дверь.

Только щелкнул замок, дверь распахнулась, и в квартиру зашел молодой человек.

— Кухня налево, — сказал Аркадий Ионыч. — Я вам сейчас табуретку дам, а то счетчик высоко расположен.

Но молодой человек, отпихнув старика, направился в комнату.

— Вы куда? — засеменил следом пенсионер. — Счетчик на кухне!

— А он мне не нужен! — последовал ответ. Парень подошел к комоду и стал выдвигать ящички.

— Кто вы такой? Я сейчас позову соседей! — повысил голос Аркадий Ионыч.

— Из-за ваших дверей они вас вряд ли услышат, — усмехнулся незнакомец.

— Что ты мне мозги пудришь?! — вернувшись, он схватил пенсионера за грудки и поставил на трясущиеся ноги.

Ионыч схватил телефон, дрожащие пальцы никак не могли нажать нужные кнопки.

— Этого делать не надо, — спокойно сказал молодчик и острым ножом перерезал телефонный провод.

— Я вас узнал, — прошептал Аркадий Ионыч, чувствуя, как резкая боль пронзила лопатку. — Что вам надо?

— А вот это ты мне сейчас расскажешь, старый жид! — парень толкнул старика, и тот беспомощно рухнул в кресло. — Ну?! Где ты прячешь свои сокровища?

— У меня ничего нет, — затряс седыми кудряшками Ионыч.

— Да? А, может, вот так ты будешь посговорчивей? — парень поднес к горлу старика ножик.

— Берите, что хотите, — чуть слышно сказал Ионыч, — только деток не трогайте.

— Что? — нахмурился молодчик. — В доме есть дети?

Большими шагами он направился в кухню, заглянул в ванную и туалет.

— Что ты мне мозги пудришь?! — вернувшись, он схватил пенсионера за грудки и поставил на трясущиеся ноги. — Я таких, как ты, насквозь вижу! Говори, где золотишко припрятал?!

— Как вы смеете? — вскрикнул старик.

Он хотел сказать что-то еще, но острая боль между ребер перебила дыхание. Дрожащими руками Ионыч судорожно схватился за гобелен и вместе с ним рухнул на пол.

— Эй, старый, ты чего? — склонился над ним молодчик. Но тот смотрел на него стеклянным взглядом.

Парень отшатнулся и только тогда увидел спрятанную за гобеленом дверь.

* * *

Лариса Николаевна возвращалась с вокзала в подавленном настроении. Еще бы! Не успел внучок приехать, как его тут же назад вызвали — работа срочная появилась. Даже пирогов не поел. Пришлось с собой в дорогу дать.

— Чего мне из-за него печалиться? — опустилась рядом Лариса Николаевна. — У меня своя печаль: внучок Сереженька уехал.

— Ты чего, Николаевна, не в духе? — спросила её сидящая у подъезда соседка Зинаида. — Из-за Ионыча, что ли?

— Чего мне из-за него печалиться? — опустилась рядом Лариса Николаевна. — У меня своя печаль: внучок Сереженька уехал. Не погостил совсем. А все потому, что он у меня безотказный, труженик. На шее у родителей сидеть не хочет. Вместо того, чтобы отдыхать на каникулах, он работать устроился. Бедолажный.

— А про Ионыча ты слыхала? — спросила Зина.

— Нет. А что случилось? — Лариса Николаевна внимательно посмотрела на соседку.

— Так его Володя из тридцать первой квартиры мертвым нашел.

— Как так? — всплеснула руками Николаевна.

— На работу утром шел, увидел, что у соседа дверь открыта. Зашел, а там Ионыч на полу лежит, холодный уже. Володя милицию и вызвал. Так меня, представляешь, понятой брали!

— И что? — оживилась Лариса Николаевна. — Его что, ограбили? Убили?

— Та нет! — махнула рукой Зина. — Говорят, инфаркт. Да и что у этого чудака брать? Представляешь, одна комната разными книжками завалена — не пройдешь. Другая пустая. Лишь кресло-качалка стоит, да на стенах пустые рамы для картин.

— А я давно говорила, что он на своем искусстве помешался! Нельзя быть таким зацикленным! — Лариса Николаевна встала и направилась к подъезду. — Пойду дочке позвоню. Скажу, чтоб за Сережей следила лучше. Пусть отдыхает побольше деточка.