…Этот день ничем не отличался от других дней… может, начать рассказ так? Нет, только правда — и ничего, кроме правды! Вите было двенадцать, и каждый день приносил сюрпризы — не всегда однозначно приятные, но всегда интересные. Если после школы не было занятий в художке, если из почтового ящика не торчало приглашение на киностудию, на столе не лежала записка: «Приезжай на фотосессию к пяти, по адресу…», если кто-нибудь из проверенных друзей, плотнее прикрыв дверь, не доставал завернутую в газету книгу с выходными данными на иностранном языке и если не поступало неожиданное предложение от знакомого композитора «написать либретто к опере» — то непременно происходило что-то еще.

Витя с детства привык к этой жизни, она ему нравилась, хотя порой он скучал по стабильности, по «неизведанной стране», где обитают обычные советские пионеры.

Итак, этот день отличался от других дней. Прежде всего, потому, что была суббота, а ничего особенного не происходило. Витя по-быстрому сделал письменное задание и собрал портфель к понедельнику. Устное достаточно прочитать за пять минут до урока, и на часик запомнится. Роли приходилось учить и подлиннее. Ну вот, до вечера свободен. Витя уже предвкушал удовольствие проваляться остаток дня с книгой и миской соленых сухарей или пойти болтаться по крышам, когда по длинному коридору коммуналки гулко простучали мамины «гейши». Хлопок дверью слишком резкий — не в духе?

Витя почему-то каждый раз делал над собой небольшое усилие, обращаясь к маме. Как-то это казалось не очень естественно.

— Черт! Как же… — с болезненной, беспомощной досадой в голосе.

— Привет… мама.

Витя почему-то каждый раз делал над собой небольшое усилие, обращаясь к маме. Как-то это казалось не очень естественно. Мысленно он всегда называл ее Таней. Длинноногая девчонка со светлыми хвостиками. Добрая, наивная, иногда трогательно-колючая, несущая без стонов и жалоб слишком тяжелый для хрупких плечиков крест и совершенно не знающая жизни — мечтательница, верящая в то, что лягушка однажды превратиться в принца, если на эту лягушку водрузить корону и регулярно целовать. Она была похожа на Русалочку, на Дюймовочку и на Золушку, совмещающую блистание на балах с мытьем посуды на коммунальной кухне. Но почему-то казалась странной сама мысль, что эта девочка-подросток может быть чьей-то мамой. В свои тридцать четыре Таня выглядела от силы на двадцать. И то — если при макияже. Частенько продавцы табачных ларьков требовали у нее паспорт.

— Представляешь, последнюю пятерку украли! Елки, ну как же, а?

Когда она вот так срывается на раздраженный тон — дело плохо.

— В среду за съемки получу… но до среды еще дожить надо!

Таня не просто расстроена, она по-настоящему испугана. Еще бы! Предложение «занять до среды» заранее обречено на провал. В долгах они по уши. Таня пашет, как рабочая лошадка — и в модельных агентствах, и в кино, и от провинциальных гастролей не отказывается, баррикадируясь в обшарпанных клоповниках от пьяной шпаны, и вяжет по ночам. Но все бесполезно! «Принц-лягушка», почему-то упорно не желающий превращаться в принца на белом коне, слишком дорого ей обходится. Во-первых, принцы не работают. Во-вторых, непризнанному гению нужно признание, что тоже стоит немалых денег: поить и кормить надо не только самого «принца», но и орду «почитателей таланта».

Вите хочется ее отчитать: «Растяпа! Почему у тебя постоянно все прут? Почему я никогда ничего не теряю? Сколько можно наступать на грабли!» Хотя, о чем это он… если она позволяет зажравшемуся бездельнику воровать ее силы, здоровье, годы жизни…

— Может, Каменевы помогут?

— У них у самих сейчас нет.

— А дядя Миша?

— Разве что дядя Миша… Но так неудобно! Он все время выручает, а мы еще за сентябрь ему не отдали.

Таня снимает трубку.

— Мишу будьте добры… Концерт в Германии?.. Вернется через неделю?

Ясно, облом. Просить у бабушки? Но она не должна знать, что в семье проблемы — и так не в восторге от этого замужества дочери.

Ясно, облом. Просить у бабушки? Но она не должна знать, что в семье проблемы — и так не в восторге от этого замужества дочери. Денег, конечно, даст, но потом всю душу вымотает и будет полжизни вспоминать. Нервы дороже.

Обычно Витя просто подсыпает Тане в кошелек рубль или два мелочью — она не замечает, плохо умеет считать. Просто денег волшебным образом хватает надольше. Сейчас так не выйдет — купюра, появившаяся в пустом кошельке, будет замечена. Да и Витя, как назло, именно сейчас на мели.

Таня полезла в холодильник.

— Масла еще немного есть… каша вчерашняя. Будешь? — робко спросила она извиняющимся тоном.

Витя усмехнулся:

— А есть варианты?

— Наверное, нет… — вздохнула Таня.

Вот глупая! Зачем тогда спрашивать? И вообще, можно подумать, он когда-то капризничал, отказывался. Но на сей раз придется отказаться. Иначе Таня отдаст ему последнее, а сама останется голодной.

— Я иду к Славке на день рождения, там накормят, — соврал Витя.

— Ох, это ж подарок какой-то надо… — забеспокоилась Таня.

— Напишу этюд. Ему понравится.

— Наверное, рама нужна? — Танечка засуетилась, озираясь по сторонам. Подумав, вытащила из рамки бабушкино фото. — Вот, возьми. Потом другую купим.

— Спасибо.

— Ну, не буду мешать творчеству, — Таня чмокнула сына в макушку и поспешила на кухню: одна из конфорок по выходным принадлежала их семье до полудня.

Витя засунул рамку подальше в секретер, чтобы не попалась никому на глаза, затем достал листок белого картона, краски, карандаши… Первую порнооткрытку он нарисовал пару лет назад — для себя. Показал приятелям. Кому-то понравилось, появились заказы.

В основном Витина продукция пользовалась спросом у старшеклассников. И, как ни странно, особую популярность завоевали не обычные пошловатые картинки, а сцены насилия. И почему-то особенно у девочек. Одна из постоянных покупательниц — шестнадцатилетняя восьмиклассница Анжелка. Учителя между собой называли Анжелку «рецидивисткой» — она не единожды оставалась на второй год.

Так мастерски прорисованы все складочки тела, столько экспрессии в движении, так натурально блестят капельки крови!

Дело встало на поток. Но даже работая «на потребу», Витя все делал с душой. Все-таки, творчество. Он старательно, как на экзамене, выверял построение фигуры, выстраивал интерьеры, компоновал, подбирал цветовую гамму… Он добросовестно вживался в роль маньяка, представляя, что тот должен чувствовать, терзая тело жертвы. Представлял, какой ужас и отвращение испытывает жертва — ведь все должно отразиться на ее лице! Обнаженка у Вити получалась хорошо. А вот лица — одинаковые. Поэтому он срисовывал их с модных журналов, чтобы каждая изнасилованная и убитая барышня имела свою индивидуальность, неповторимую «изюминку». Если бы Витю спросили: «Тебе не стыдно ТАКОЕ рисовать?», он бы искренне удивился. Так мастерски прорисованы все складочки тела, столько экспрессии в движении, так натурально блестят капельки крови! Нет, он гордился своей работой, сделанной на совесть.

Сегодня нужно что-то особенное — чтобы Анжелка заплатила больше, чем обычно. Пролистав последний номер «Бурды», он остановился на юной шатенке с огромными испуганными глазами и пухлыми губками. То, что надо! Написав «подмалевок», добавил эффект живого тела цветным карандашом, размазав пальцем. Черная тушь легла резкими тенями в трещинах асфальта, бурая кровь запеклась вокруг куска ржавой арматуры, вошедшего в промежность и торчащего из живота. Выражение лица пришлось немного изменить, еще больше округлив глаза, исказив рот гримасой нечеловеческой боли и какого-то извращенного наслаждения в момент смерти… Аккуратно прописанные кирпичики и штукатурка… Теперь залакировать — и шедевр готов!

— Алло, Анжела? Для тебя кое-что есть… Да, сейчас принесу.

Таня выглянула с кухни:

— Куда в таком виде?

Ах, да! Он идет «в гости»! Надо прилично одеться.

Анжелка встретила на лестнице.

— Ко мне нельзя. Ну, показывай!

По ее заблестевшему взгляду Витя понял: в цель! Он назвал цену. Девчонка помрачнела.

— Но было три!

— Формат крупный. Так берешь?

— Треху дам, а остальное — в понедельник, ладно?

— Нет, сразу. Я могу ее хоть сейчас сдать дороже, но ты постоянный клиент…

— Ладно, ладно! Погоди…

Юркнув за дверь, она через некоторое время вынесла пригрошню мелочи.

— Славик приболел, праздник отменили. Но чаем с тортом меня напоили, так что все о-кей! Кстати, а ты уверена, что ту пятерку украли?

— Вот, все выгребла… И что тебе так приперло?

— Я же не спрашиваю, откуда ты берешь деньги, — буркнул Витя.

Теперь — домой! Слякотный весенний день сверкал сосульками, звенел тысячами хрустальных капель, осколки бутылок вспыхивали бриллиантами! Осталось только обменять всю мелочь на одну купюру, что он и сделал в ближайшем магазине.

— Копилку разбил? — понимающе улыбнулась продавщица.

— Ага! — весело кивнул Витя.

И последнее — подсунуть заветную бумажку в карман пестрого пальто. Пара тычков ножиком — и в кармане образовалась прореха, проглотившая маленькую бумажку…

Таня мыла посуду в обшарпанном тазике. Подняла усталые глаза.

— Уже вернулся? А как же день рождения?

— Славик приболел, праздник отменили. Но чаем с тортом меня напоили, так что все о-кей! Кстати, а ты уверена, что ту пятерку украли? Может, она где-то лежит.

— Я уже искала, — Таня ссутулилась над тазиком. — Ну, мы же протянем как-нибудь…

— Давай еще поищем, попытка — не пытка?

Витя обшарил рваные тапочки под вешалкой. Затем несколько раз сунул руку в карманы пальто.

— Да у тебя дыра в кармане! Ну-ка… в подкладке, кажется, что-то есть! Не пойму, что…

Унылое лицо Тани вдруг озарилось проблеском надежды. С азартом кладоискателя она вспорола подкладку и… слегка потрепанная пятерка спланировала на коврик!

Невозможно передать все эмоции, наполняющие возглас ребенка, к которому впервые явился «самый настоящий» Дед Мороз! Невозможно передать эту бурную смену удивления, граничащего с неверием в очевидное, восторга и неизъяснимой радости от свершившегося чуда.

— Ну, надо же! Надо же! — повторяла Танечка, и улыбка не сходила с ее лица.

— Карман зашей, а то так и будешь все терять! — проворчал Витя.

— Да уж, такая я растеряха! — счастливо смеясь, развела руками Таня.

Она чувствовала себя маленьким ребенком, по какому-то дикому недоразумению всунутым во взрослую жизнь. И старательно прятала это ощущение от всех — особенно от собственного сына. Ведь она должна быть большой и сильной!

«Чтобы дети были счастливы, — подумал Витя, — в их жизни должны происходить чудеса. А обратная сторона этих чудес — это уже наша забота».