...На остановке были только двое — огромный усатый милиционер, стоявший на краю тротуара, переминаясь с ноги на ногу, и мужичок в потёртой куртке, который расположился на лавке и листал местную газетёнку.

— Извините, на чём можно доехать до Гатчинской? — обратилась я к первому.

Сержант (мой отец был военным, и я хорошо разбиралась в званиях), лениво почесав затылок, пробасил:

— 39-й. 45-й... Всё вроде.

— Спасибо, — поблагодарила я, на что тот лишь устало кивнул.

«Кого же он мне напоминает?» — подумала я.

Подьехал видавший виды ПАЗик, великан грузно шагнул внутрь и скрылся в толпе. Но прежде чем захлопнулись двери, я вновь услышала его громоподобный, внушающий страх голос:

— Девушка, 27-й ещё ходит.

Мужичок на скамейке хмыкнул, а автобус, издав неприятный скрежет, покатил дальше.

— Точно! Дядя Стёпа!... Ой, а ты ещё откуда? — умилилась я, заметив в ногах дворняжку, забавный белый комочек с трогательными глазами, который смотрел на меня, неуклюже запрокинув голову и приветливо улыбался.

У меня была шоколадка — я купила её утром, положила в потайной карман сумки и благополучно про неё забыла.

У меня была шоколадка — я купила её утром, положила в потайной карман сумки и благополучно про неё забыла. Да я просто обязана была угостить ею это замечательное невинное существо, по всей видимости, ещё и бездомное. Я вытащила «Алёнку», поставила сумку на скамью и наклонилась к собаке. Раскрыла упаковку, развернула фольгу, отщипнула от шоколада небольшой кусочек и протянула его животному. Дворняжка охотно приняла угощение, она забавно двигала челюстями, пережёвывая шоколад, и закатывала от удовольствия глаза. Было смешно за всем этим наблюдать. Когда она доела, я отломила от плитки кусок побольше. Собака потянулась было мордочкой к моей ладнони, но взглянула куда-то вбок и вдруг, разразившись диким лаем, метнулась в сторону мужичка — а я и забыла про него! Вздрогнув от неожиданности, я инстинктивно повернула голову и успела заметить, как рука в наколках, едва ли коснувшись моей сумки, тут же отдёрнулась от неё и спряталась за газетой.

«Вор!» — мелькнуло в голове.

Тип на скамейке захрипел:

— Маня, не лай! Маня!

Дворняжка всё никак не унималась — она лаяла и носилась вокруг него. А я стояла как дурочка, не в силах произнести ни слова, скользила взглядом по остановке, мужику, собаке, по плитке шоколада у меня в руке и не знала, что делать. Он прикрикнул на неё ещё раз и... и животное успокоилось! Сделало виноватый вид и присело подле него. Значит, это была его собака! Его собака! Вдруг я почувствовала ЭТО.

Что-то случилось... Со мной что-то случилось. Будто... Будто что-то умерло там, внутри... Я никогда раньше не испытывала этого чувства, поэтому не сразу поняла, в чём дело. Что-то было не так, что-то явно было не так. Но что же именно было не так? Тут мы встретились глазами, он подмигнул, и мне всё сразу же стало ясно — меня тошнит. Тошнит... Да, вот что происходит. Меня тошнит от того, что я сейчас рядом с ним, с этим сорокалетним мужиком, который хотел меня обокрасть, а поблизости никого нет. Ни единой души. Тошнит от его глупой рожи — если бы я только могла, я бы выбила ему все зубы. Тошнит от одной лишь мысли о том, что он существует, что он сидит прямо передо мной и пытается обратить всё в шутку. Вылупился на меня и ждёт, что я скажу. Но я ничего не скажу. Сука...

Вместо этого я хватаю свою сумку, запрыгиваю в как нельзя кстати вывернувший из-за угла 45-й, протискиваюсь мимо спящего кондуктора в конец салона и плюхаюсь на продырявленное кем-то сиденье. Всё позади, а мне сейчас нужно отвлечься — пока автобус едет, я рисую на пыльном стекле какие-то рожицы, ромашки, цветки. Но тёмнота за окном, пустынные улицы — они не дают мне забыться, они напоминают мне о том, что что-то случилось. Что-то умерло внутри…