Первый, богатый на события, день моего пребывания в Монголии был существенно дополнен впечатлениями вечера. В дверь комнаты, что я занимал, в гостинице барачного типа, постучали. Открыв дверь, я увидел, в приглушенных лучах одинокой лампочки коридора, пожилого монгола, улыбающегося во весь рот и показывающего свои немногочисленные, оставшиеся еще во рту, желтые от курева зубы. За его спиной, как бы стыдливо, прятались две монгольские девчушки, внешности которых, из-за плохого освещения, рассмотреть я так и не смог. "Жена есть?" - на ломаном русском языке, шепелявя и глотая звуки, спросил меня старик. "Нет, не приехала еще", - отвечал я, сбитый с толку сутью вопроса и не понимая, куда дед клонит. Казалось, луч света коснулся морщинистого лица аборигена и, набрав грудью побольше воздуха, он одним выдохом произнес, указывая негнущимся, мозолистым пальцем на жмущихся к его спине девиц: "Вот жена и вот жена - тридцать тугриков". Только тут до меня стал, наконец-то, доходить смысл происходящего. С ужасом, маша, что есть мочи руками, отпрянул я вглубь комнаты, испугавшись за свой комсомольский моральный облик. Тогда за границей с этим было строго.

В последствии же я еще долго, со смехом, вспоминал свою реакцию на это незначительное происшествие при первом знакомстве с монгольскими нравами. "Любовь" свою они оценили в тот раз, поразительно дешево - тридцать тугриков МНР - это всего лишь 7 рублей по тогда установленному обменному курсу. Так мне довелось познакомиться с излишне упрощенным пониманием межполовых человеческих отношений коренного населения Монголии. И если Любовь, как большое светлое чувство, у монголов существует и живет, как и в каждом из нас, то наряду с этим, отношение к совокуплению у них, как к чему - то обычному, простому и независящему от этой самой Любви, поражает европейца. Наверное, это от близости к природе. Я знаю и в наших деревнях, когда ребенок постоянно видит, как взрослые сводят коров и быков, покрывают свиней, он тоже начинает с возрастом относиться просто к этому интимному процессу. Впрочем, мысль эту я постараюсь обосновать чуть позже, а начну с рассказа о большой любви, о монгольских Ромео и Джульете, существующего и воспринимаемого уже более как легенда "старины глубокой" нежели, как достоверный факт.

История эта произошла много лет назад вблизи одного из красивейших мест Монголии - окрестностей города Эрденет. Это город к северу от Улан-Батора. Степи здесь перемежаются хвойными перелесками, а обилие причудливых форм каменистых утесов, изваянных ветром каменных столбов, и разрушающихся горных кряжей создают неповторимый и живописный ландшафт, столь удивительный, насколько и красивый. Кто хоть раз увидит этот край Земли, поймет, что такая история должна была произойти именно здесь. Молодая и красивая дочь именитого ханского рода любила проводить в этих Эдемских местах свое время в конных прогулках. Здесь и повстречала она свою большую любовь - простого парня - пастуха. Выйти замуж любимой ханской дочери за простого скотовода было тогда невозможно. Влюбленные понимали это и просто любили друг друга среди красот природы, не думая о завтрашнем дне. Но тайные свидания, в конце концов, стали известны хану. Ярость его была безмерна.
Пастуха схватили и отрубили голову, отрезав предварительно, по законам Чингисхана, скипетр любви и вывесив его на всеобщее обозрение.

Но молодая монголка не забыла своей первой любви, не забыла мотылька, сгоревшего в огне ее любви. Через много лет, будучи знатной вельможей, воздала дань она самому главному чувству на земле. В заветном месте, по ее повелению, был, воздвигнут памятник страсти и самопожертвованию. Нам, европейцам, так близки и понятны ее чувства и поступки, но нашему сознанию и морали непонятна форма выражения их. Памятник был изваян в форме двухметрового каменного фаллоса со всеми подробностями, устремленного вверх. В этом изваянии ярко отражается главная особенность любви у монголов: превалирование плотских страстей над духовной близостью сердец. Нам, потомкам, в большинстве своем, малокультурных и малограмотных слоев крестьянской бедноты и люмпен-пролетариата, и то бы в голову не пришло, запечатлеть память о любимом человеке в бронзе или камне не в виде черт его лица, а в виде его полового органа, пусть он и отличался бы, своими нетрадиционными качествами или формами. Более того, нас это просто шокирует. Я представляю, что было, если бы вместо бюста Ильича, совсем недавно, в красном уголке стоял его гипсовый член. Сравнение несколько неудачное, но отражает суть диспута: мы, люди, узнаем, друг друга по лицу, а не по другим, быть может, более любимым частям организма.

Теперь, после красивой лирической истории перейдем к прозе любовных взаимоотношений, вызывавших у меня тогда, как молодого командира, постоянные головные боли. Каждый летний вечер наш воинский городок атаковывали стайки молодых монголок. Щебечущими птахами висели они на наших заборах, стараясь завязать разговор с проходящими военнослужащими. Все меры избавиться от них ни к чему не приводили: слишком велик был периметр ограждения, для надежной охраны которого потребовался бы ни один наряд патруля, и слишком настойчивы были местные красавицы. К ночи кому-нибудь из них непременно, конечно же, нелегально, удавалось проникать в казарму рот старослужащих, ищущих приключений.

Головные боли у командира роты начинались на следующий день. В расположении части появлялся разъяренный папаша изнасилованной дочки. Дабы не обострять международных отношений с правительством МНР, приходилось действовать нестандартно и решать дело миром. Рота выстраивалась и со всех, независимо от того успел он попользоваться женскими прелестями или нет, собиралась в шапку отцу, в возмещении морального ущерба, кругленькая сумма, смехотворная по нашим понятиям и огромная по - монгольским. Такие случаи происходили у нас в воинских частях с завидным постоянством и, хотя плачевный пример предшественников был у всех перед глазами, увы, испытание плотью выдерживали далеко не все. Иногда, под покровом ночи в казармы проникали монголки не одни, а с сутенером. Тогда все шло несколько по иному сценарию, и любовь на деньги обменивалась добровольно. За ночь пара монголок успевали обслужить целую роту, удивляя своей выносливостью. Быть может, мне некоторые читатели не поверят, но я пишу только про то, что видел сам.

Удивительно отношение общественного мнения монгол к изнасилованию. За такое преступление в то время монгольским законодательством предусматривалось наказание в виде лишения свободы сроком на две недели! Две недели "черный юрта", как говорили потомки Чингисхана. У нас бы за подобное могли дать до десяти лет лишения свободы, и это еще без учета отягчающих обстоятельств, тогда бы срок мог возрасти в полтора раза. Объективности ради, замечу, "черная юрта" это даже не наша тюрьма, являющаяся, во все времена, притчей во языцах. И монголы панически боятся своей тюрьмы. Не знаю почему, знаю только, что кормят там отвратительно, и, напрочь, отсутствуют такие блага цивилизации, как отопление, водопровод и канализация. Помню, как-то наши солдаты пристрастились бегать по ночам к женщинам в соседний сомон (посёлок), видимо, к обоюдному удовольствию сторон. И этот факт, вскрылся совершенно случайно, после заявления монгольской стороны в местную милицию: солдаты то ли не разобравшись в темноте, то ли по ошибке "поимели" беременную женщину.

К счастью для нас, монгольские власти проявили гуманное отношение к насильникам, и дело ограничилось лишь порицанием и устыжением проштрафившихся бойцов, в присутствии командования части. Смысл речей начальника монгольской милиции сводился к одному: "Что же вы, бесстыдники, "взяли" беременную женщину, мало вам бабья в сомоне?" Конечно же, мы, как могли, отблагодарили и представителя Фемиды и пострадавшую сторону, но факт остается фактом: честь женщины у монголов выражается в чем-то другом, нежели в ее непорочности. И к беспорядочным половым связям монгольское общество привыкло издавна настолько, что даже изнасилование не вызывает в нем нравственного осуждения. По-видимому, чем ближе тот или иной народ к дикой природе, чем менее развито общество, как институт морали и права, чем ниже уровень жизни людей, формирующий оба эти признака, тем проще и обыденнее отношения полов.

В заключение хочу заметить, что и среди наших сограждан в воинских городках процветали разврат и прелюбодеяние. Измены мужей и жен были самым обычным явлением. И наши нравы не сильно трансформировались со времен Адама и Евы, однако чтим мы себя людьми культурными и цивилизованными. А как хотелось бы верить, что есть на свете она - эта чистая и святая любовь. Что среди целой Вселенной, среди этого хаоса звезд и созвездий, спутников и планет, бегущих куда-то по своим орбитам и стремящихся в неведомое, есть два любящих сердца, которым хочется только одного, не потерять друг друга в этом безумном мире.