Вика была красивой. С акцентом на слове "была". Еще недавно она дала бы сто очков форы молодым свистушкам с пирсингованными пупками, подружкам ее сына. А уж когда Вике было столько лет, сколько им… Когда Маша Калинина выиграла первый в СССР конкурс красоты, среди Викиных знакомых не было никого, кто не сказал бы:
- Господи, что эта Маша! Вот наша Вика - это королева!
Глаза сокурсников и преподавателей, друзей отца и просто прохожих смотрели на Вику с немым восторгом. Познакомиться пытались только самые смелые!

Казалось, так будет вечно. Но время сильнее красоты. Лишние килограммы, отекшие веки, валидол в косметичке. С Викой начали дружить женщины. А мужчины перестали осыпать комплиментами и делать предложения разной степени пристойности. Но муж по привычке встречал ее у метро. И подружки сына застывали перед фотографией 10-летней давности:
- Ого, это - твоя мама?! Она - актриса?

Вика жила в большом городе: вечное межсезонье, набитые автобусы, хлопотливые двери метро, пропускающие через себя толпу: утром - сонную, вечером - усталую. Жизнь - большой маятник: дом - работа - магазины - дом.
Бомжа звали Андрей. С акцентом на слове "звали". Это имя принадлежало ему, когда он был своим в деловитой городской толпе. Андрей хорошо учился в школе, занимался самбо и готовился в медицинский. Окончил школу с одной "четверкой". А вот в институт не прошел!
Он устроился на военный завод: там давали "броню" от армии. Новый приятель Юрик как-то подошел после смены, показал металлическую трубку:
- Можешь так сделать? - на трубке была сделана резьба и прикреплен боек.
- Что это?
- Клевая игрушка. Стреляет. Сможешь?
- Не знаю. Можно попробовать.
- Давай! Постреляем! И заработаем…
Юра нарезАл резьбу, Андрей вытачивал бойки. Они и сделали-то всего 7 штук. Одну Андрей оставил у себя, 6 забрал Юрик - и через неделю принес деньги.
Потом была милиция. Обыск. Трубку с бойком изъяли. Баллистическая экспертиза показала, что выстрелом из "трубки" можно убить человека. Андрея судили вместе с чужими, незнакомыми людьми, на счету которых было 3 убийства. "Дали" 4 года лишения свободы: "Изготовление и незаконное хранение огнестрельного оружия".
В зале суда у матери произошел инфаркт. Отец проклял сына.
Через два года мать приезжала к нему на Север. Привезла гостинцы. Добилась свидания, рассказывала новости, смотрела на него, осунувшегося, бритого, и не плакала. А на обратном пути ей стало плохо с сердцем. Ее сняли с поезда в Ухте. И в приемном покое больницы - второй инфаркт - Андрюшиной мамы не стало.
Андрей не вернулся домой: отец написал, что у него больше нет сына. Он завербовался на стройку. Жил в общаге. Думал о поступлении в институт.
Первой его женщиной стала малярша Ирка. Она была старше на 10 лет, варила вкусные борщи и любила выпить водки после работы. Скоро Ирка забеременела. Андрюха ждал, хотел ребенка. Вот только скандалы стали чаще: беременная Ирка выпивала как обычно.
При сроке 20 недель Ира легла "на сохранение", а через 3 дня вышла - уже без ребенка. "Добрые люди" шепнули Андрюхе, что Ирка не в первый раз так избавляется от беременности:
- Искусственные роды. Для организма женщины - лучше, чем аборт.
Андрюха бил Ирку, пока на крики не прибежали соседи. Потом выгреб из тумбочки деньги и ушел. Без вещей и документов. Купил билет на поезд до Москвы и три бутылки водки. Сошел, когда водка кончилась. Познакомился с "хорошим человеком" - Соней, мужиком лет сорока, который говорил, что "бабы - сволочи", поил Андрюху на свои и первый сократил Андрюхино имя до короткого "ДЮха".

Еще через три года Дюха стоял у батареи в метро в Викином городе. Был гололед. Входя в метро, люди осторожно шаркали по скользкому граниту. Вдруг, ойкнув и взмахнув сумкой, прямо перед Викой упала старушка. Сумка ее отлетела к батарее. Вика помогла старушке подняться. Кто-то уже протягивал старушкину сумку. Вика обернулась - и встретилась глазами с бомжем. И вздрогнула: на испитом, опухшем, мертвенном лице жили живые, обыкновенные глаза. Столкнувшись взглядом с Викой, Дюха быстро отвернулся. И зажмурился: лицо красивой чужой женщины не перекосила брезгливость. Нет, на самом деле Вика поморщилась, но Дюха успел отвернуться на мгновение раньше. Вика не могла забыть: серый бесформенный круг "лица" и на нем - живые, страдающие глаза. Бомж, закрывая глаза, видел перед собой обычный, прямой, удивленный взгляд теплых женских глаз.

Вечером он стоял у выхода из метро, всматриваясь в толпу. Возвращаясь с работы, Вика покосилась на батарею: бомж грел озябшие руки. На улице был мороз. Нет, речь идет не о любви. Не о страсти. И даже не о жалости. Ему было больно, мучительно больно, что он стоит у этой батареи. И он был до слез благодарен Ей, вернувшей ему чувство боли и стыда. Ей было страшно, что она - одна из тысяч, которые идут мимо, стараясь не испачкаться, не ощутить дурного запаха, забыть, что это - тоже люди. Такие как она, как ее муж, как сын. Люди, которым просто не повезло когда-то. Дюхе казалось, что эта женщина замечает, видит его. Вике чудилось, что бомж узнает ее в толпе. Глядя, как он греет руки, Вика вспомнила: где-то были старые меховые варежки мужа, которые муж уже не носит.

Поздно вечером во дворе школы села на брюхо "Нива". Водитель жег сцепление, мотор визжал, колеса крутились, но не трогались с места. Дюху разбудили завывания мотора, он выбрался из подвала. Водила, матерясь, шарил по кустам в поисках доски или кирпича. Когда отчаяние бедняги достигло предела, бомж выступил в свет фонаря:
- Слышь, хозяин! Может, помочь? Владелец "Нивы" радостно всплеснул руками:
- Ага! Помоги, мужик! Представь себе - попал…
Дюха подошел ближе. Автолюбитель, разглядев помощника, поморщился. Но помощь была нужна.
- Доску бы достать. Слышь, на пиво дам…
- Ща, подожди, - сказал Дюха и скрылся в подвале.
Там он щедро оторвал доску, служившую ему столом, и вытащил наружу. Доску ткнули под передние колеса, Дюха толкал сзади. Водила, перекрикивая шум мотора, кричал в приоткрытую дверь:
- Давай, ё…!
Дюха взмок. Ушанка съехала на глаза.
- Давай назад попробуем. Ты сдавай, я доску подложу.
Водила включил заднюю передачу. Мотор взревел. Под ноги Дюхи попал раскатанный участок. Неловко взмахнув доской, бомж упал. Колеса нашли опору, водитель вдавил газ. Машина стронулась с мертвой точки. Водитель двинул рычаг вперед - и в ту же секунду понял, что случилось.
В груди, в животе, в голове его стало горячо. Он выглянул в приоткрытую дверь: Дюха лежал на снегу. Водитель хлопнул дверью и рванулся из двора. Его трясло. У метро в киоске он купил бутылку водки. Два больших глотка из горлышка помогли ему доехать до дома. Шарканьем дворницких лопат началось хмурое зимнее утро. В подъезде своего дома сидел на лестнице водитель "Нивы". Пил водку, кусал зубами рукав кожаной куртки и плакал.
Во дворе школы стоял милицейский УАЗик, и два сержанта курили около покрытого черным полотнищем тела. Из своего дома вышла хорошо одетая, еще недавно красивая женщина. Она улыбалась: она нашла на антресоли меховые варежки и только боялась струсить в последний миг, пройти мимо человека, которому эти варежки предназначались.
Но бомжа в это утро у метро не было. Не было его и вечером. Видно, он сменил "место жительства" и грелся теперь где-то в другом месте. Вика носила варежки еще неделю. Потом достала их из сумки и убрала обратно на антресоль.