Богатырь Иван хандрил. В последнее время приступы душевной болезни случались все чаще. Бывало, сидит за дубовым столом, смотрит в одну точку и думу думает. А ежели спросить его, мол, Ваня, о чем задумался, он и сказать не может. Тошно и все тут.

Жизнь у богатыря протекала спокойно. Если во времена прапрадедов молодецкая сила была нарасхват, то на Иванову долю пришлось падение спроса. Доспехи доблестно пылились в углу, кружевная кольчуга проветривалась на огородном чучеле, и богатырской силушке не было ходу. Иногда звали Ваню на кулачные бои, но дубасить кого-либо потехи ради он категорически отказывался. От скудности событий полеживал Ваня на диване с книгой, или астрологические карты составлял, чему приноровился от безделья.

Богатырь в сто первом поколении, он не отличался особой статью и шириной плеч, больше своей весомостью в речах и рассуждениях.

— Каждый должОн свое место блюсти, — говаривал Иван. Сея мудрость передавалась по отцовской линии из поколения в поколение и хранилась, как семейная реликвия. В том была вся богатырская правда.

Тем не менее, изредка вызовы приходили то от одного царя, то от другого, оба жили неподалеку. Ивана встречали как героя, песни пели, караваем угощали. Да прожекты все ложные были. Ну, пошалит ведьма какая, молодость вспомнит, или молоденькая ворожея погадать населению решится, вызовет ненароком разгул нечестии. Что ж их убивать за это?

От скудности событий полеживал Ваня на диване с книгой, или астрологические карты составлял, чему приноровился от безделья.

Иван разъяснительные работы проведет, ликвидировать следы погрома поможет и опять на диван.

А последний раз заказ от бабки с соседней деревни пришел, корова перестала доиться. Старушка к Ивану:
— Спаси-помоги, кикимора лесная заколдовала.

На сетования богатыря, что не умеет он сглаз снимать, старушка заявила: «Любая порча со смертью колдуньи уходит». Сговорились, что придет сначала Иван на ту корову посмотреть. Пришел. Буренка Маруся двадцати лет от роду оказалась, а, значит, заслужила коровью пенсию. Втолковывал-втолковывал Иван сей факт старушке, а она твердит — убей ведьму. В конце концов, богатырь купил у бабули двадцатилетнюю скотину, на том она и успокоилась.

Вот так и завелось у Вани собственное домашнее животное. В хлеву не держал, на вольные луга без ограничений пускал. Ухаживал как за малым дитем, а когда настроение было, песнями баловал. Не беда, что солист плохой, зато от души, и буренке веселее.
А как попривык богатырь к Марусе, так опять тоска стала одолевать.

— Жениться тебе надо, род продолжать, иначе цели жизни нет, — говаривал Ивану старичок один. Умный старичок, но с устаревшими взглядами, ибо жил долго. Недаром среди народа его Бессмертным величали.

На эту установку из уважения к возрасту и уму Ваня молчал, хотя ответ имел. Щедро напудренные лица невест пугали его гораздо больше, чем приведения накануне шабаша. Этакую страшную красоту домой привести? Не пойдет.

Но дедок шефство взял над Иваном, нет-нет, да и подстроит «неожиданную» встречу с очередной барышней.

Невесты побогаче да покрасивее сами нос воротили, бесприданницы да страшненькие охали, ахали, моргали глазами, заливались румянцем, а Иван клял и Бессмертного, и необходимость продолжения рода. Одна лишь приглянулась Ивану девица — Матрена, дочь царя Берендея, да уж больно начитанная была, все рифмами сыпала, да цитатами. Ивана за тупицу держала и все по заморскому принцу вздыхала.

В то моросящее утро, когда Иван в дурном настроении буравил глазами ту самую постылую точку, раздался стук в дверь. Бессмертный пришел.

— Что, Ванюша, хандришь?
— Угу.

Старичок присел на лавку, подпер ладонью острый подбородок, подумал.

Идея Бессмертного Ивану не нравилась, отпирался, как мог. Но старичок авторитетом задавил. О причине войны вопросов не возникало.

— Дело, Ваня, есть, непростое. Змея в кои-то веки пригласили на форум по оптимизации процесса… как его — мудрено слово… да ты знаешь. Улетел он. А тут цари удумали войну начать. В общем, скоро вам обоим повестка будет, так Змей-то в отлучке. Лучше тебя его повадки не знает никто, два сапога пара, тебе и заменять.
— То есть? — вытаращил глаза богатырь. — У него же племяш как раз подрастает, пусть и проходит стажировку.
— Малой еще, неоперившийся, — заметил Бессмертный. — Боязно его на щепетильное дело пускать. Возьмет и сожрет кого-нибудь с перепугу.
— А ты что предлагаешь?
— Вот зелье. Глоток сделаешь, обернешься в змеиный облик.

Змей — давний заклятый сотоварищ Ивана, любил похулиганить, периодически наводя шорох среди населения. То девицу украдет и выкуп требует, то траву подожжет, что гарью на десяток волостей. Хотя Ваня не понимал, чего все на Змея ополчились. Веселый, зла особо никому не делает, а если и крадет девиц для забавы, на то был богатырский ответ:
— Каждый должОн свое место блюсти!

Но коль просили, Иван исправно махал мечом и предъявлял муляж головы Змея. Народ успокаивался. А чтоб не удивлялись в округе, откуда опять появился, легенду пустили, что головы у Змея со временем отрастают. Вот так и поддерживали Иван со Змеем баланс добра и зла.

Идея Бессмертного Ивану не нравилась, отпирался, как мог. Но старичок авторитетом задавил. О причине войны вопросов не возникало. Раньше государи дружили и даже детей своих обручали, да вышел казус, как-то попробовали они одно и то же яблоко и разругались — один говорит — кислое, другой — сладкое. Вот и пошла после того вражда. Уже четыре войны за двадцать лет. И звали к себе на подмогу государи Ивана да Змея.

Змею приходилось поля сжигать, терема, а Ивану мечом махать, пожары тушить. Воевали, пока деньги не кончались. Как только народу есть становилось нечего, и бунт подымался, Иван со Змеем возвращались к своей обыденной жизни, а государи копили бюджеты на новую войну. Последний раз, чтоб разруху особо не наводить, Змей просто украл старшую дочь царя, а Иван «спас» ее, за что получил медаль и пуд конфет. Конфеты заслуженно отдал Змею — большому сластене.

Не успела за Бессмертным закрыться дверь, послы стучат.

— Государь наш приглашает на правую войну.
— Ладно, приду.

Выдворил послов Иван, побежал к горе, по дороге глотнул зелья. Троиться в глазах стало. Крепкое какое, хмельное, — подумал Иван. Повернул голову и наткнулся на левую змеиную морду, повернул направо правая морда подмигивает.

Последний раз, чтоб разруху особо не наводить, Змей просто украл старшую дочь царя, а Иван «спас» ее, за что получил медаль и пуд конфет.

Иван дух перевел, с мыслями собрался и гордо понес три головушки в пещеру. А там уже другие послы, на муляжные кости озираются, трясутся аки осиновые листочки.

— Не вели казнить, вели слово молвить, — начинают издалека.

Изрыгнул Иван пламя, сам испугался. А послы и того, наутек. Из-за кустов выглядывают. Самого хилого делегировали диалог вести.

— Приглашает вас наш государь войну развязать, да богатырю Ивану противостоять.

Припустил дымком Ваня, кивнув вразнобой тремя головами. Ушли послы, а он присел на камень, задумался. Это ж как ему успеть за Змея да за себя? И взыграла змеиная шальная кровь, удумал богатырь своровать Матрену, дочь Берендея. Приволочь ее сюда, подержать дня три, а потом явиться в своем образе, помахать мечом, погреметь молодецким басом, достать очередной муляж головы, да отпустить девицу восвояси. А та, может, оценит — за спасителя своего и замуж захочет выйти.

Выкрасть оказалось несложно. Принес Иван брыкающуюся царевну к пещере, поместил в загодя подготовленную комнату: кровать с мягкой периной, а на столе вазочка с васильками. Яблок дал, дрова в печь закинул, чтоб тепло было да сухо.

Матрена капризничать стала. Ножкой топает, губки надувает, покрикивает, грозится. Шуму столько наделала, что захотелось Ивану в лоб ей дать, видимо, дух змеиный проснулся, еле сдержался.

Пошел домой. А там буренка Маруся его встречает. Увидела, испугалась. Только тогда понял Иван, что зелье забыл принять. Обернувшись богатырем, отыскал любимую корову, привел домой, погладил, воды дал, а она все обнюхивает да фыркает.

Чуть рассвет, пошел богатырь к пещере, корзинку с хлебом и вареньем прихватил. Матрена спала еще. Накрыл на стол Иван, вышел на улицу, зелья принял.

— Просыпайся, краса девица.
— Ах ты тварь зеленая, мутант трехголовый, уродина чешуйчатая… Придет Иван, прибьет тебя. Он хоть и дурак, но сильный.

И долго так грозилась Матрена, у Ивана голова разболелась. Обидно стало — никакого уважения к авторитету Змея. Не удержался, спалил вазочку с васильками и кровать, пусть на голом полу поспит.
Ушел.

На следующий день повторилась картина. Царевишна совсем буйная стала. На дверь кидается, кулаками трясет, и красота вся сошла. Смотрит на нее Иван, дивится: ведьма-ведьмою, метлы не хватает.

И только собрался Ваня придушить крикливую Матрену, как услышал голос незнакомый:
— Каждый должен свое место блюсти, Иван, сам говорил.

Выдворил послов Иван, побежал к горе, по дороге глотнул зелья. Троиться в глазах стало. Крепкое какое, хмельное, — подумал Иван.

Оглянулся Ваня, буренка Маруся стоит, осуждающе смотрит. Плюнул в сердцах богатырь, выпил зелье, превратился в свой исконный вид и разбил пузырек.

— Иди вон, — гаркнул он Матрене, — чтоб духу твоего не было, и отцу передай, не будем мы со Змеем в войнах участвовать.

Матрена посмотрела сквозь Ивана, побледнела, будто приведение увидела, ойкнула, юбки подхватила и понеслась. Обернулся богатырь, а подле него вместо буренки девица-красавица стоит. Щеки пухлые, румяные, кожа белая, коса русая. Очи голубые, глубокие, как небо весенним утром. Стоит, улыбается, ямочки на щечках играют.

Заискрилась внутри Ивана радость неведанная, замерло сердце. Сковало богатыря чувство стыдливое, а глаз оторвать не может.

— Здравствуй, Иван, меня Марусей зовут, — молвила девица. — За добро твое и сердце справедливое полюбила я тебя. Ежели нет в сердце зазнобы, женись на мне.

— Ничего себе тут картина крутится, — не увидели Ваня с Марусей, как за ними вернувшийся Змей наблюдает. Даже слезу пустил от умиления.

На следующий день сыграли Иван с Марусей свадьбу, всю округу богатырь позвал:
— Напейтесь, други, радостью души моей. А вы, государи, больше нас со Змеем на войну не зовите, не придем. У меня семья теперь, и детки скоро будут, для них жить надобно.

Хорошо было всем на празднике том. Цари помирились, Матрене жениха нашли, заезжего принца, тоже ученого да заносчивого. Змею доверили фейерверки поджигать, а больше всех радовался Бессмертный:
— Отменное зелье сварил, надобно еще опробовать.