Рядом не было ни души, когда он упал всего в шагах трех от скамейки. В это время дети еще спят, а взрослые изо всех сил стараются продлить минуты уюта и покоя перед тем, как поддаться ритму городской суеты. Рядом не было никого, чтобы помочь ему. Но он ведь знал, что помочь и невозможно, что вот и наступил тот самый день, который переживается исключительно в одиночку. Он не предвидел, не чувствовал, что это произойдет именно сегодня, но, конечно, понимал - рано или поздно неизбежное случится. Как добра осень, как она милостива, что назначила ему уход на такой теплый и ясный день. Он лежал на тротуаре и мысленно прощался с любимым двором, в котором провел всю свою жизнь.

У него еще есть время, хоть и не много, время вспомнить.
Всю свою жизнь он посвятил людям: главным делом его жизни была борьба с загрязнением воздуха. Он трудился неустанно, отдаваясь работе целиком, и, если уж откровенно, очень гордился, что ему выпала благородная миссия - снабжать людей кислородом. И все же было у него заветное желание, никак не связанное с основным занятием, - ему всегда хотелось быть психологом. Наверное, задатки к этому у него были, поскольку люди часто приходили к нему, как говорится, поплакаться, а бывало - поделиться радостью. Он всегда имел время выслушать их, просто побыть рядом, не давая советов, а разве не это один из самых больших дефицитов двадцать первого века?

Он до сих пор помнит Танюшу, нескладного подростка. Девочка прибежала к нему с таким счастьем на веснушчатом лице, что сомнений не было - в ее пока еще не женском сердце поселилась любовь. Она рассказала-пропела, что Димка подарил ей первый в ее жизни букет!
И конечно, он помнит Дениса. Талантливый парень не мыслил своего будущего без музыки, но родители заставили поступать в экономический. Он поступил. Дома по этому случаю намечался праздничный стол, мама и отец весь день с гордостью оповещали близких и дальних о своей радости. А Денис сидел вот на этой самой скамейке и много-много курил. Парень не жаловался, просто сидел рядом и, наверное, чувствовал, что он понимает его без слов. Да уж, много, много было тех, кто приходил к нему в значимые минуты своей жизни. К кому же им идти теперь, когда он вынужден их оставить?

Город просыпается: уже слышен шум машин, начинают хлопать двери, звучат быстрые шаги. Он их узнает, такой ритм отбивают только каблучки Наташи из крайнего подъезда. Всегда свежая, улыбчивая, нарядная, Ната поднимает настроение одним своим присутствием. Скоро у нее свадьба. Как жаль, что он не увидит ее в подвенечном платье.

Он всегда имел время выслушать их, просто побыть рядом, не давая советов.

А вон Виктория Эдуардовна вышла на балкон. Он всегда восхищался аристократичностью этой пожилой дамы. В ее глазах читается грусть, но никто никогда не видел ее понурой или неопрятной. Гордой осанке Виктории Эдуардовны завидуют даже молодые. И лишь он знает, как ей трудно, как отчаянно одинока эта женщина, как тоскует она по эмигрировавшим сыновьям, как сидит на этой скамейке, когда стемнеет, и думает, думает. В такие минуты ему хотелось кричать от бессилия: он может быть рядом, но не может помочь. Какими же дорогими, нет, даже родными стали ему жители маленького, уютного дворика.

Надо прощаться? Еще чуть-чуть, пожалуйста, еще немного, - чтобы вспомнить то, что он любил. Он любил птиц, всегда завидуя их свободе. Любил ветер, восхищаясь его дерзостью. До обожания любил солнце и стремился быть похожим на него, всю жизнь учился так же щедро и бескорыстно заботиться о людях. Но больше всего он любил детей. В их присутствии он чувствовал себя по-настоящему и абсолютно счастливым.

Пора, уже пора. Эх, хорошую жизнь он прожил: любил, дарил, трудился, видел, понимал. Разве есть хоть что-то, о чем бы он жалел в эти последние минуты? Лишь об одном. Не случилось, не сбылось: всю жизнь мечтал почувствовать тепло детской ладошки, но его ветка была слишком высоко.

- Мам, ему больно?
- Нет, Оксаночка, это же просто опавший листок. Листьям не бывает больно, они ничего не чувствуют. Не трогай его, доченька.