…Моя огромная семья почти всегда была неразрывной.

Однажды жарким летним днем наша заметно выросшая «братия» наблюдала за тем, как на морском берегу то и дело собирается толпа желающих прокатиться с ветерком на надувной конструкции, похожей на ракету.

— Мы тоже так хотим! — в который раз заявляли мы, обращаясь к родителю. Надо сказать, что он, приходя на пляж, предпочитал исключительно пассивный отдых. Раскинув руки и подставив мощную спину солнцу, отец спал (делал вид, что спит), а мы, недовольные его приказом не отходить от него ни на шаг (не бродить по пляжу или за его пределами в поисках утраченного), грустно сидели поодаль. Кое-кто из девчонок соизволял изредка купаться, мы же, старшие представители девчачьей группы, как какие-нибудь аксакалы, были более степенны.

— Вечно всё запрещает, — говорила я старшей сестре и демонстративно швыряла горячий песок себе на ноги.

Сестра в ответ хмурилась еще сильнее (не знаю, как у нее это получалось) и будто камень ела.

— Неужели мы так и не покатаемся? — спрашивала я её, изучая бегущих по берегу людей. Те кричали и размахивали руками, ссорились друг с другом за место у кромки воды, словом, торопились насладиться предстоящей ездой, выстраиваясь у плавучего аттракциона в длинные очереди.

— Вечно всё запрещает, — говорила я старшей сестре и демонстративно швыряла горячий песок себе на ноги.

Сестра молча контролировала ситуацию, тем самым накаляя её до предела, а я пускалась в размышления сомнительного характера, проговаривая их вслух столь громко, чтобы отец слышал.

— Невозможно всё время кому-то что-то запрещать, — «философски» вещала я. — Не отдых, а какая-то обязаловка, ничего интересного, лично мне надоела такая жизнь.

Отец не шевелился, продолжая ничком лежать на покрывале, и я возобновляла монолог, приводя всё новые и новые аргументы, порочащие родителей, не понимающих своих детей.

— Это опасно, — вдруг услышала я глухой отцовский голос и встрепенулась. — И не так интересно, как ты думаешь, — имея в виду аттракцион, добавил он еще глуше.

Отец широко зевнул, а мы с мгновенно оттаявшей сестрой, начали его разубеждать. К нам, как по команде, присоединились и младшие. Всей гурьбой мы выстроились у его ног и загалдели в один голос:

— Пап, ну, пап, ну, разрешиии прокатиииться!!!!!!!

— Это опасно, — повторил он и перевернулся на спину.

Мы снова загалдели и не сразу поверили своим ушам, когда услышали заветное «ну, ладно», и, вопя от восторга, проигнорировали вторую часть его фразы: «только не говорите потом, что я вас не предупреждал!»

2 часть.

Пляж для нас как будто окрасился в радужные тона. Мы, наконец, рассмотрели море, чаек, песок и ходящих по нему туда-сюда продавцов съестного.

Мне захотелось освежиться, а младшим подкрепиться.

Малодушно оставив их на попечение родителя, я направилась к морю, вернее, к огромной толпе кричащих людей. Узнав у плачущего подростка, сколько стоит проезд на надувной ракете, называемой в народе «бананом», я вошла в воду и как зачарованная уставилась на подплывающее резиновое чудо. Вблизи оно оказалось не таким уж и маленьким, а люди, сидящие на нем друг за другом, — абсолютно невесёлыми.

Вблизи оно оказалось не таким уж и маленьким, а люди, сидящие на нем друг за другом, — абсолютно невесёлыми.

Плавая около, я смотрела на своих сестер, оставшихся на берегу. Все они, перестав есть, глазели на «банан».

— У вас одна команда? — раздался хриплый голос справа от меня, и я машинально ответила «да», а после, повернувшись, увидела того самого подростка, который теперь не плакал, а с интересом изучал скачущих возле моего отца девчонок.

— Это то, что нам нужно! — сказал паренек и нырнул.

От созерцания кругов на воде меня отвлекли отчаянные крики — это две женщины сцепились на берегу, выясняя, кто из них первой занял место в очереди.

Толпа активно участвовала в их споре и даже начала улюлюкать, когда старшая из дам, с трудом подняв полную ногу, лягнула ею противницу.

Женщины вцепились друг другу в волосы и принялись грязно ругаться, чем развеселили двух мужчин, входящих в воду.

— Пропустить их первыми, что ли? — подмигивая друг другу, в один голос спросили здоровенные дядьки, а вынырнувший к тому времени паренек, принялся с жаром убеждать их в том, что у него есть своя команда, которая давным-давно готова к плаванию на ракете-«банане».

— Что за команда? — спросил один из мужчин, лысоватый тип, почесывая волосатый живот.

— Да вон же она! — тыча пальцем в сторону моих сестер, скромно занявших выжидательную позицию у кромки воды, крикнул подросток.

— И эта тоже оттуда! — он указал на меня, и я засмущалась.

— Хотите прокатиться? — спросил меня темноволосый мужчина, стройный и симпатичный,— товарищ лысоватого типа.

— Очень, — не кривя душой, сказала я и тут же осеклась. Обе женщины, устроившие до этого бои без правил, вникнув в нашу беседу, воззрились на меня, скривив губы.

— Здесь очередь, — сказала та, что постарше, её оппонентка согласно закивала головой, как бы в поддержку. — Ты охамела, что ли? — поинтересовалась полная дама и сделала шаг по направлению ко мне.

Паренек снова нырнул, а темноволосый мужчина, зевнув от души, сказал женщине что-то резкое на украинском языке.

— Мы уступаем им своё место, — потом добавил он по-русски, скрещивая руки на груди и сердито глядя на покрасневшую даму. — Пускай девчонки прокатятся. — Он смерил презрительным взглядом колышущиеся бедра женщины и изрёк пару-тройку сквернословий.

Подросток, устроивший наше катание, стоял в сторонке и отчаянно ругал взрослого загорелого верзилу, восседающего впереди меня

И вот чудо свершилось. Наша девчачья команда во главе с каким-то дебёлым бугаём, взявшимся непонятно откуда, рассаживалась на дрейфующей у берега резиновой ракете. Подросток, устроивший наше катание, стоял в сторонке и отчаянно ругал взрослого загорелого верзилу, восседающего впереди меня. Парень на оскорбления не вёлся, он невозмутимо изучал горизонт из-под козырька своей широкой длани и был не в пример нам молчалив.

Мои же сестры смеялись и жеманничали. Шутка ли, — ведь загорелые молодчики с катера, который в скором времени должен был буксировать ракету, подмигивали им на разные лады, а «штурман» даже посылал воздушные поцелуи. Толпа на берегу роптала.

Мы несколько смутились, когда один из парней, красиво спрыгнув с катера, подплыл к нам и принялся проверять надетые на нас специальные непотопляемые (по его словам) жилеты. Он приказал нам потуже затянуть шнуровку и крепче держаться за рукоятки ракеты, находящиеся впереди каждого седока.

— Раньше времени не сигать! — строго сказал аттракционщик. — Ракету не раскачивать и за руки, за ноги, за волосы впереди сидящих не хватать.

Я молча слушала наставления, не совсем вникая в их суть, наверное, оттого, что была расстроена. Старшая моя сестра, отказавшаяся влезать на ракету, с печальным видом сидела на берегу и выковыривала из песка ракушки. Пытаясь самой себе объяснить её поведение, я не сразу поняла, что «мы поехали». Ощутив ногами задрожавшие резиновые бока конструкции, я бросила отчаянный взгляд в сторону понурой предательницы и крепче схватилась за болтающуюся резиновую рукоятку.

Парни в катере веселились, а бугай, сидящий впереди меня, был неподвижен.

Его невозмутимость как рукой сняло, когда катер стал набирать скорость, а ракету заболтало вправо-влево. Молодой человек стал орать, как сумасшедший, прыгая на конструкции, словно жокей на лошади. Он привстал, демонстрируя мне блеклые плавки, обтянувшие широкий зад, и тут же сел, когда ракету сильно тряхнуло. Мои сестры завизжали. В их голосах я не уловила ни нотки веселья.

— Ну, давай уже! — заорал бугай, обращаясь к парням в катере. Те усмехнулись и, отвернувшись от нас, принялись петлять по глади моря. — Ух, ты! Прикольно, блин! — ликовал парнишша, подставляя лицо фонтанам брызг, которые оказались ужасно колючими и слишком уж обильными. На одном из зигзагов серия брызг (где-то с ведро соленой воды) чересчур энергично окатила меня и частично попала в рот и в нос. Я закашлялась, но продолжила упрямо держаться за рукоятку, чувствуя, как ракета (скользкая, будто мокрый брусок мыла) так и норовит выскользнуть из-под меня.

Девчонки визжали, не переставая, чем безумно смешили аттракционщиков. Я не выдержала и закричала тоже, обращаясь к парню, прыгающему передо мной, подобно больному, сраженному эпилептическим припадком, тем самым лишая нас равновесия.

— Тебе, что ли, делать нечего? — вкладывая в свой вопрос всю ярость, на какую в тот момент была способна, выкрикнула я и подавилась новой порцией воды.

Я обернулась. Увидев расширенные от ужаса глаза сестер, а также их мотыляющиеся намокшие косы и хвостики, отвернулась и дернула бугая за плавки. В этот самый момент ракета повела себя наистраннейшим образом. Её нос приподнялся над водой, чем вызвал в сидящих не шуточную бурю эмоций, а сама она задергалась, словно освобождаясь от седоков. Мы все, как одна, стали неуклюже крениться к воде, делая глупейшую ошибку: хвататься из последних сил за рукоятки, вместо того, чтобы спрыгнуть. Именно так я и «приземлилась»: лицом в воду, ногами кверху.