Во мраке, пронизанном злом, я стоял совершенно один. Было душно и тяжко, но выбора у меня не было. Я слишком долго ждал этой возможности. Неожиданно где-то позади себя я услышал чугунные шаги, сотрясающие землю. Я закрыл глаза, думая о том, что даже если и можно было смотреть, я бы не решился на это.
- Забери свет ее души, и ты станешь выше самых низших… – раздался утробный голос, окруживший меня со всех сторон и заставивший меня ощутить неподдельный страх.
- Я сделаю это, – покорно ответил я и шагнул туда, где серебрилась вода, заключенная в гранитные берега.

* * *

Я стоял на набережной, облокотившись на ограду, отделявшую шумную проезжую часть за моей спиной от безмятежной и царственной реки. День близился к вечеру, солнце медленно скользило по небу, все ближе и ближе склоняясь к линии горизонта, изломанной городскими строениями. Лучи стали ярче, невесомее, потонули в сером асфальте и отразились в окнах домов красноватыми пятнами, коснулись поверхности реки, растаяли и растеклись в ней словно акварель, окрасив свинцовую воду в оранжевый цвет.

Было красиво, но я не мог оценить эту красоту. Мало того, я ненавидел ее. Я слишком хорошо знал, что такое ненависть.
Это бурлящая горяченная жижа, разлитая в крови и придающая ей цвет тоски и уныния.
Это когда хочется унизить и хочется попрать.
Это когда внутри вымирание, отупение и онемение.
Нет ничего, кроме боли, боли и боли.
Ненависть…
Всезаполняющая и всесметающая. Колючий, ядовитый сорняк в душе. Она обладает безраздельно и не позволяет вырвать ее с корнями, а только крепче прирастает прямо к живому, прямо к сердцу, и злорадствует, издевается, отправляет кровь своими горькими соками…
Это яд. Смертельный.
Умирает всегда любовь.
Ей – светлой и чистой – нет места там, где есть ненависть…
Так - страшно и мучительно - загнивает душа…

От собственных мыслей мне стало холодно - несмотря на приветливое солнце, которое за долгие месяцы, казалось, нескончаемой зимы радовало теперь городских жителей обнадеживающим весенним теплом, но нисколько не радовало меня. Я не умел испытывать радость.

Я огляделся и заметил тебя.
Я тебя ждал.
Знал наверняка, что ты придешь…

Ты стояла совсем недалеко от меня и смотрела на силуэт города, раскинувшегося на противоположном берегу реки. Стройная, высокая, с длинными светлыми волосами, отражающими закатное солнце. Ветер распушил твои кудряшки, образовав над головой светлый ореол, и это сделало тебя похожей на Ангела…

- Здравствуйте, – сказал я, подойдя ближе.
- Здравствуйте, – ответила ты немного удивленно.
- Вы как второе солнце. У Вас золотые волосы.

Ты улыбнулась:
- А я думала рыжие…
- Я готов уступить, сказав, что Вы рыжая для всех остальных. Но для меня Вы – золотая! – вслед за этими словами что-то кольнуло меня изнутри, и оттого, как моя душа перевернулась в груди, перехватило дыхание. Я не понимал, что со мной творится. Я не хотел играть по твоим правилам, позволяя себе быть искренним, потому что я вел свою игру, о которой тебе не следовало знать. Никому не следовало.

Я клял себя за это совершенно несвойственное мне прямодушие, которое так невовремя обнаружилось во мне. Я усомнился, что смогу довести дело до конца.
- Я слишком увлекся и не хотел Вас смутить, – сказал я равнодушно и пошел прочь, но ты догнала меня, и, подстроившись под мой шаг, задумчиво сказала:
- Меня зовут Христина.
- А меня… Самуил, – соврал я. Я умел лицедействовать, подстраиваться, но честным быть не умел. Точнее, не научился… Но у меня не было совести, чтобы раскаиваться в этом.

Потому что я падший Ангел.
Демон. Демон Самуил…
Смешно.
У меня никогда не было имени, я не умею дарить любовь, мало того - я недостоин ее, и это мое проклятие. Проклятие быть проклятым до конца времен.

- Ваше имя очень идет Вам, – ты поглядела на меня как-то странно, словно хотела проникнуть в мои затаенные мысли. Но мои черные глаза были холодны, а лицо бесстрастно. Ты отвела глаза, поняв, что бессмысленно пытаться постичь меня.

- Вы верите в Бога? – начал я.
- Конечно.
- Почему?

Твое открытое лицо выражало изумление, но все же ты ответила:
- Один мудрец сказал: "Если человек верит, что Бог есть, а Его нет, он ничего не теряет, а если человек не верит, а Бог есть, то он теряет все".
- Вы теряете свое время…
- Вы не верите в Бога? – не выдержала ты.
- Нет.
- Скажите, почему?
- Говорят, Бог справедлив, но мир, в котором мы живем, доказывает ошибочность этого утверждения. Посмотрите вокруг себя – разве люди счастливы? Нет, они унижены и подавлены, они сребролюбивы и завистливы, они подлы и эгоистичны! Где же Ваш Бог, который наказывает плохих и награждает хороших? Я вижу, что становится только хуже, день ото дня, час за часом… Мне легче поверить в дьявола, чем в Бога…
- Бог входит только в открытые двери. Вы сами закрыли свою душу для Него… - в твоем голосе послышались печальные нотки.

Ты сочувствовала мне.
Проявленное тобой добро – унижение для меня.
Я с трудом выносил это.

Я посмотрел в твои зеленые глаза и поежился от исходящего из их глубины нежного света. Это был свет, который я не мог воспринять, но к которому безотчетно тянулся. Это повергало меня в отчаяние и смятение. Я не мог представить себе нечто, могущее очернить твою душу, равно как никогда бы не смог представить, что нечто способно убелить мою.
- Я могу доказать, что в мире нет справедливости.

И в тот же миг перед твоим мысленным взором начали сменяться картины, одна за другой, как в кино.

Вот ты стоишь на вершине холма, подходишь ближе к краю, смотришь вниз и видишь огромное поле, где разворачивается ожесточенная битва между войсками. Небо тяжелое, серое, всюду льются реки крови, смешанные со слезами и дождем, раздаются резкие вскрики погибающих, грохочет оружие, сыплются снаряды и пули, страдают и мучаются воины.

- Где же Ваш добрый Бог? Почему он не спасает этих людей? – подначивал я, стоя рядом с тобой.

Но ты не ответила ничего.
Я заглянул в твою душу и увидел там яркое горение.
Ты молилась об облегчении страданий гибнущих воинов.

Но я не сдавался и много еще видений припас для тебя: самодовольных правителей, притесняющих свой народ и лишающих их последней надежды на лучшую жизнь, карьеристов, идущих по головам своих сослуживцев, супругов, изменяющих друг другу, брошенных детей и бездомных животных… Но твоя вера была непреклонна, и ты по-прежнему сострадала всем, кто был обижен, и молилась о спасении тех, кто обижал. Так тебя научил Бог. И ты оставалась Ему верна. Никакая самая ужасная и вопиющая несправедливость не заронила в твое сердце сомнение в том, что каждый человек достоин любви и прощения…

- Хорошо, тогда я покажу тебе место, где ты не найдешь ни света, ни любви, ни добра…

Это была моя последняя попытка.
Я показал тебе свою душу.

Ты очутилась в церкви, заброшенной, полуразвалившейся. Камни серых стен были покрыты мхом и плесенью, пол под ногами провалился и сгнил, старинные фрески были изъедены тленом. Сквозь бреши в стенах и куполе гулял ветер, слагая свои извечные заунывные песни. Холод здесь пробирал до самых костей. Туман плотной завесой застил все кругом, и ты не могла видеть ничего впереди и ничего позади себя.

Я смотрел на тебя издалека. Ты заблудилась в моей душе. Ты кружилась на одном месте, думая, что преодолела уже сотни метров. Я ощутил, как тебе одиноко и страшно. Ты убедилась, что здесь нет света, нет любви, нет ничего, что ты ценила и искала в жизни. Ты никогда не сталкивалась с мраком, подобным этому, не могла и помыслить, что где-то может быть так плохо.

Обессиленная, ты опустилась на пол, закрыла лицо руками и заплакала. Я думал, ты плачешь от отчаяния и страха не выбраться из заточения, и терпеливо ждал момента, когда ты откроешься, и я смогу забрать твой душевный свет. Но слезы твои капали на пол, прожигая насквозь тлен и гниение. Скверна шипела и дымилась смрадом, но твои слезы пахли так сладко, что перебивали даже этот удушающий запах.

Там, где бежали ручейки твоих слез, оставались светящиеся бороздки, которые разбегались в разные стороны, озаряя все вокруг. Эти ручейки взбирались по ледяным стенам, умывая лики и фигуры святых, почерневшие от времени и грязи, забирались в самые дальние уголки моей души, испепеляя хранившееся там зло.

Я корчился от боли, не имея сил и возможности сопротивляться этому. Я помню, как я стонал и кричал, хватая себя за грудь, пытаясь выдернуть из нее этот опаляющий огонь. Но ты плакала обо мне, плакала о моем падении, растворяя в своих слезах все вековое зло, грубыми стежками пришитое к исковерканному телу моей души.

Я помню, как упал на колени, из глаз моих брызнули слезы, и затем мое сознание отключилось.

* * *

Я открыл глаза. Плавно паря в благоухающем эфире, я не чувствовал своего тела. До сих пор мне была не знакома такая легкость, и я не был до конца уверен, что по-прежнему существую. Это был и я и в то же время кто-то другой.

Вглядевшись в даль, откуда исходило легкое свечение, я увидел тебя. Ты приближалась ко мне, окутанная сиянием, и я зажмурился с непривычки, попятившись назад, но ты ухватила меня за руку, не давая упасть.

- Где я?
- В свете…
- Как я здесь оказался?
- Помнишь? Бог входит только в открытые двери. Ты сам раскрыл свою душу для любви.
- Ты любовь?
- Нет, я Ангел. Я всего лишь проводник Любви.
- Но я не заслужил свет…
- Ты думал, что, впустив меня в свою душу, сможешь забрать мой душевный свет, и не предполагал, что я сама тебе его отдам. Знаешь, почему небо темное по ночам? Таким его делает тьма, извлеченная из душ падших Ангелов.
- Это напоминание?
- Да, каждый может упасть, но не всякому дано подняться. Тебе было дано. И небо стало темнее, – ты улыбнулась мне, и я улыбнулся в ответ.
- Так как же тебя зовут?
- Ты сам знаешь.
Я взял твою ладонь в свою руку и сказал:
- Давай полетаем, Золотая…

Время текло сквозь наши крылья, мы летели ввысь, растворяясь в свете, и ветер слагал о нас свои песни…

Если завтра не наступит, любовь разобьется о скалы одиночества,
И мы окунемся в тонкий мир несбыточных мечтаний.
Материя и мысль – суть одно, как оракул и пророчество,
Но мысль становится ничтожной в плену отчаянных метаний.

Если завтра не наступит, мы расплавимся воском в лучах неизвестности,
И замерзнем каплями между Будущим и Настоящим.
Застынет Время в тоскливой неизменности,
Иллюзией глубокого забвения пугающей.

Но если завтра все-таки наступит, я проснусь… А ты со мной.
Я улыбнусь и наслажусь прикосновением твоих ладоней.
И взявшись за руки, сплоченные единою судьбой,
Мы, создавая красоту, как облака, в рассвете дня утонем.