- Елена Александровна? Вас беспокоит медсестра со здравпункта. Вы сейчас можете подойти к гинекологу? - слышу я в телефонной трубке тихий женский голос.
- Хорошо, - отвечаю я, начиная уже волноваться, потому что внезапные звонки из кабинета гинекологии ничего хорошего не предвещают. Выяснять подробности столь срочного визита мне не хочется: я работаю в чисто женском коллективе, поэтому, естественно, мой разговор не останется без внимания. Набросив пальто, я бегу на здравпункт, который расположен здесь же на территории предприятия. А в голове уже усиленно работает "ВЦ", пытающийся решить задачу на тему "что случилось"?
Спокойно. Вот и первая информация обнаружена - четыре, или нет, кажется, пять дней назад я была у гинеколога, здесь же на здравпункте. В этом не было никакой необходимости. Просто мне сорок пять лет и я подумала, что надо заботиться о своем здоровье. С чувством женщины, которая "ягодка опять", я без страха легла в кресло и доверилась нашей докторше, удивительно привлекательной молодой женщине c большими карими глазами в обрамлении длинных черных ресниц, яркими полноватыми губами и шелковистыми черными волосами, кокетливо выбивающимися из-под белой шапочки. Ей бы с такой внешностью на подиум…….

Очень удобно иметь на предприятии здравпункт. Все под руками, как говорят, не отходя от рабочего места, и без томления в очередях. У нас даже лаборатория своя есть. Лаборанткой там женщина, которую я помню столько лет, сколько работаю на этом предприятии, а это без малого двадцать лет.
Стоп. У меня же брали мазок. Самый обыкновенный мазок, который гинеколог берет при каждом визите к нему. Значит, все-таки, в мазке что-то обнаружили? Что это может быть? Воспаление придатков, молочница, что там еще бывает?
Прервав работу "ВЦ", я постучала в дверь кабинета.
- Можно войти?
- Да, пожалуйста, проходите, садитесь.
В больших глазах доктора, явное беспокойство. Я чувствую, как она собирается с духом, чтобы начать разговор.
- Вы, пожалуйста, только не расстраивайтесь…... ЭТО теперь довольно частое заболевание… Лечится теперь ЭТО очень просто… Дело житейское, с кем не бывает… - говорит она, делая паузу после каждого предложения. И набравшись, наконец, смелости, завершает скороговоркой. - У вас обнаружен в мазке гонококк.
- Что….? - Искренне удивляюсь я, потому что, на самом деле, ничего не поняла: или она говорила очень быстро, или то, что она произнесла, не могло иметь ко мне никакого отношения.
- У вас обнаружен гонококк, то есть вы заразились гонореей.
Теперь она уже не смотрит на меня, а смотрит на серенький бумажный листок на столе. Я чувствую, как, зародившийся во мне "смерч" тревожного чувства, проносится по всему телу - от головы до кончиков пальцев на ногах. Я почти деревенею от этого чувства. Одни только глаза еще могут двигаться, и я упираюсь ими в тот же листок. Теперь я ясно вижу слово "гонококк", потому что оно подчеркнуто жирной линией.

Первой отрывает глаза от бумаги докторша.
- Когда Зоя Антоновна, наша лаборантка, ЭТО обнаружила, то не сразу поверила, хотя у нее достаточный стаж работы, чтобы не ошибаться.
Ко мне наконец-то вернулся дар речи, и я смогла произнести первое, что пришло в голову: "Но, ведь ЭТИМ можно заразиться только при половой близости? Если я, кроме мужа, ни с кем не была, то откуда ЭТО? - и после страшная догадка. - От него…?"
- Тогда ЭТО от него, - тут же проявила женскую солидарность молодая врач. И уже по-бабьи рассудительно продолжала. - В его возрасте у него еще и простатит имеется. А это, извините, постоянное воспаление. Кроме того, вы старше меня и лучше знаете наших мужиков - только случай подвернется, так они его уж постараются не упустить. Будьте в этом уверены.
Странно это было слышать из уст такой молодой и такой красивой женщины, но кто его знает, как складываются отношения с мужчинами у таких женщин? Я даже не смогла возразить, что Андрей еще не в том возрасте, чтоб иметь простатит. Но чего уж тут возражать - гонорею то ветром не надуло.
- Может быть, ваш муж в командировку ездил? - Продолжала она расследование, которое, наверное, входило в ее врачебные обязанности.
- Нет, - говорю я не своим голосом. - Мой муж замечательный порядочный человек. Мы с ним живем уже шестой год, и у него не бывает командировок.
Конечно, я не стала уточнять, что мой первый муж умер. От него остался сын, который уже женат и живет отдельно. А Андрей, которого я люблю, и с которым живу уже шестой год, младше меня на восемь лет, и живем мы, как говорят, гражданским браком.
У Андрея тоже была семья, потом был развод. Одно время, после развода, он даже пристрастился к спиртному. Но после нашего знакомства, слава Богу, все нормализовалось. Я благодарна ему за те пять с лишним лет, что мы прожили вместе. Конечно, где-то в глубине души возникает иногда подлая мыслишка, что из-за разницы в возрасте наши пути могут разойтись; но я гоню ее прочь, обратно в глубину подсознания. Сиди там и не высовывайся.
У Андрея - старенькая мама. Недавно она заболела, и он неделю жил у нее и ухаживал за ней. Она живет в частном доме одна, а мы - в квартире. Недавно ее положили в больницу, и мы опять вместе. Стоп! А вот теперь с этого момента поподробнее.
- Неделю он жил один, без меня, у своей мамы, когда она болела, - я не заметила, как произнесла эту фразу вслух.
- Вот видите, - докторша закивала головой, потому что ее мнение о том, что все мужики - сво…., подтвердилось.

Расследование - закончилось, виновник - найден. Теперь пошла проза: мне надо было вместе с мужем посетить вендиспансер, сдать еще раз анализы и начать совместное лечение. Докторша пытается объяснить мне, на какой улице находится это заведение, но обида в моей голове - за себя и за всех обманутых женщин - приобрела такие ужасающие размеры, что все названия, знакомых с детства улиц, напрочь вылетели из головы.
- Но зачем в вендиспансер? Разве нельзя назначить лечение прямо сейчас? - так и не представив, где находится этот проклятый диспансер, высказываю я разумную, на мой взгляд, мысль.
- Нельзя, потому что я не могу вас лечить без подтверждения анализа и без обследования вашего мужа. Вам надо придти туда вдвоем. Такая болезнь лечится только вместе, - как школьнице, объясняла мне врач.

Очутившись на улице, первое, что я подумала - как мне вернуться в отдел, где пять добропорядочных женщин даже не подозревают, какая "зараза" поселилась в такой близости от них. "А мы пьём вместе чай с вареньем. А варенье, боже мой, берем с одного блюдечка. И домашней стряпней любим делиться", - почему-то с горечью думала я. Но если меня не взяли под "стражу", там же на здравпункте, то значит, я не опасна; значит, я могу находиться среди других людей без ущерба для них. Но даже такие выводы меня мало успокоили: я все равно почувствовала себя изгоем, несмотря на то, что врач на прощание доверительно шепнула: "Не переживайте, об этом никто не узнает".

К моему счастью, рабочий день подходил к концу. Когда я вернулась в отдел, там никого уже не было. Я успела заглянуть в кабинет к начальнику и попросить у него на завтра полдня отгула. Домой я не шла, а летела. У меня было такое впечатление, что тело разделилось на части: голова бежит метров на десять впереди меня, а туловище никак за ней не успевает. Голове не терпелось все, как можно быстрее, выяснить. В ней была такая неразбериха: она кружилась и готова была отключиться, тогда бы туловище точно упало в грязную кашу из растаявшего снега. Да, я знала, что Андрей меня любит: до сегодняшнего дня, по крайней мере, у нас были прекрасные, как говорят, духовные, материальные и сексуальные отношения. Но теперь в уравнение: "Елена + Андрей = Любовь", - никак не вписывалась гонорея. А про то, что гонококк теперь во мне есть, черным по серому написано на листке с результатами моих анализов, хотя других подтверждений этому я в себе не чувствовала. Так как зараза распространяется только половым путем, а я в случайную половую связь ни с кем не вступала, то тогда, как не крути - изменил Андрей.
Вот при этой мысли мне становилось так невыносимо, как будто мне перекрыли кислород или у меня перестало биться сердце. В такие минуты на "помощь" всегда вылезают мысли, которые ты глубоко прячешь в подсознание и думаешь, что навсегда избавилась от них. Мне начинало казаться, что теперь я знаю, почему Андрей до сих пор не настаивает на регистрации брака. Конечно, всему причиной наша разница в возрасте. "И вообще, - сокрушалась я, - какая же я дура. До самой старости буду верить в сказки о любви и преданности. Вот доктор - молодая, а уже знает: мужикам верить нельзя. У мамы он жил. Вот сейчас узнаем, какая там мама?"

Андрей безмятежно спал на диване в ожидании меня. Не заглядывая на кухню, я точно знала, что там меня ждет разогретый ужин и даже чай налит в чашку и послащен. Так у нас было заведено: кто приходит первый, тот готовит ужин и накрывает на стол. Но сегодня мне было не до еды. Я растолкала сонного мужа и, не дав ему опомниться, приступила к допросу. Он выглядел жалким и как ребенок удивленно хлопал заспанными глазами, а когда понял в чем дело, то решительно заявил: "Я ни с кем не был".
- Но тогда откуда эта зараза? Ведь ветром ее не могло надуть?
Мне опять перекрыли кислород, и сердце сделало короткую остановку.
- Я тебе в сотый раз могу повторить - Я! Ни с кем! Не был! Я тебе не изменял! Нет у меня ни какой гонореи! - В мужчине начинал просыпаться зверь. Обычно я всегда чувствовала такую ситуацию и сразу же прекращала разговор. Но сейчас, находясь в состоянии аффекта, я потеряла всякое чутьё. Тем более, что его ответ не был решением к задаче, которую задала мне моя лечащая врач.
- Но у меня брали мазок, и наш гинеколог говорит……- Я не успела закончить фразу, как Андрей прокричал мне в лицо: "Да плевать я хотел на вашего гинеколога. Если бы у меня что-то было, то я бы это уже почувствовал. Насколько я знаю - гонорею, первым делом, определяют по выделениям. У меня они есть? Нет! Все разговор окончен", - сказал он, как отрезал.
Я села рядом с ним на диван и заплакала. Он обнял меня. Казалось, еще чуть-чуть и наши отношения станут прежними. Но во мне был этот невидимый гонококк, и я не могла молчать.
- Нам завтра надо вместе идти в вендиспансер, - произнесла я, шмыгая носом.
- Вот и иди, если тебе надо. А я не собираюсь. И вообще, что ты ко мне пристала? - опять резко произнес Андрей. - Может быть, это ты мне изменила?
Слова вдруг застряли у меня в горле, внутри все закипело: я даже не вспомнила, что несколько минут назад нанесла Андрею оскорбление такой же силы.
- Конечно, перевали теперь с больной головы на здоровую. Если ты был с другой женщиной, то имей смелость об этом сказать. Я не забыла, какая у нас разница в возрасте. Запомни - я не держу тебя. Заведи себе каких угодно молодых любовниц, но жить после этого я с тобой больше не буду, - перешла в наступление я.
- Тебе хочется скандала - изволь. Тебе хочется, чтоб я ушел - тоже изволь! - с этими словами он пошел в прихожую и стал одеваться. Мне бы подойти, прижаться к его сильной груди, вдохнуть аромат его кожи, заглянуть в его ласковые глаза и любовь опять укрыла бы нас своим покрывалом; но противный гонококк сидел во мне и парализовал ноги, руки, губы.
Я слышала, как Андрей хлопнул дверью и уже в дверях буркнул: "Я к маме". Вот и поговорили! Я упала на кровать и опять горько заплакала. В голове клином стояла так и нерешенная задача: если он не виноват, если я не виновата, то откуда же все ЭТО?

Утро не принесло ответ на мой вопрос. Ответ был там, в кожно-венерологическом диспансере. И я пошла туда солнечным весенним утром. Но солнце раздражало и злило меня. Мне казалось, если у меня такое горе, то почему на улице весна? И еще я боялась смотреть в глаза прохожим. Мне казалось, что они догадываются, зачем и куда иду.
- Ну и пусть все знают, - с какой-то злой решительностью подумала я наконец, и смело переступила за порог ненавистного заведения. Будь что будет. - Можно записаться на прием к венерологу?
Немолодая женщина в регистратуре с любопытством смотрит сначала на направление, потом на меня, потом опять на направление, потом на меня.
- Проходите на второй этаж в пятый кабинет. Доктор сейчас будет.

Ждать пришлось недолго. Мужчина лет под сорок, с русыми волосами и уже наметившейся лысиной, с добродушным взглядом молча взял из моих рук направление. Потом тихо и доброжелательно произнес: "Рассказывайте". Я, сбиваясь и путаясь от волнения, пересказала ему все, включая и то, что Андрей так и не сознался в измене.
- Хорошо, - сказал доктор. Хотя, что тут было хорошего, я пока не представляла. - Я чувствую, что у вас хорошие семейные отношения и давайте их не будем портить. Даже если что-то и подтвердится, то это еще не повод разрывать отношения, вы уж мне поверьте. Настоящая любовь все терпит, все прощает. И, пожалуйста, не ссорьтесь с мужем. Я бы вам хотел предложить анонимное лечение. Оно платное. И если вы согласны: я сейчас же порву вот эту вашу карточку, мы пройдем в хозрасчетное отделение, на вас заведут другую карточку с номером и без фамилии, я возьму у вас повторно мазок и, если необходимо, там же будете лечиться. Я думаю, вам совершенно ни к чему, чтобы ваша фамилия фигурировала в отчетах.
Я согласно кивнула головой.

Мы вышли из кабинета и спустились на первый этаж. В небольшом уютном кабинете доктор сам взял мазок.
- А теперь я попрошу вас подождать минут двадцать. Я сделаю экспресс-анализ. Это, конечно, не сто процентов гарантии, но уже кое-что, чтоб вы не волновались в ожидании. - С этими словами он исчез, а я осталась одна с медсестрой, которая занималась своими делами, абсолютно равнодушная к моим переживаниям.
Двадцать минут тянулись целую вечность. Я не знала, куда противный гонококк может исчезнуть за одну ночь, но я молилась о чуде. Моё тело в эти минуты походило на натянутую тетиву, так велико было напряжение внутри меня.
- Расслабьтесь, что вы так переживаете. У вас ничего не обнаружено. - Доктор улыбался так, как будто это не у меня, а у него не обнаружен гонококк. Я не верила своим ушам. Не может быть! Я хотела слышать это еще и еще! - Я предупреждал, что это, конечно, не стопроцентная гарантия отсутствия гонореи, поэтому вам придется придти еще дня через три. Тогда будет готов посев. На всякий случай, вы помните, что гонорея теперь лечится одним уколом антибиотика; и я бы мог прямо сейчас вам его сделать, но зачем приносить организму вред без явной причины, - вернул меня в действительность голос доктора.

Андрей не приходил все три дня. Мне было плохо и одиноко без него. Я могла бы пойти к нему, но вдруг… Мне делалось больно в груди от этого "вдруг", и я плакала каждую ночь и молилась, чтоб это "вдруг" обошло меня стороной. И еще я надеялась, что Андрей тоже не выдержал неизвестности и сходил в диспансер. Может быть, он также ждет результатов посева.
В назначенное время я была в кабинете врача.
- Ну, вот видите, что я вам и говорил - диагноз не подтвердился.
Справившись с волной радости, нахлынувшей на меня после слов доктора, я спросила: "Был ли здесь мой муж?" Доктор ответил: "Нет. Теперь ему не зачем приходить".
Я ничего не понимала. Куда исчез этот невидимый гонококк? Можно мне радоваться или это еще не конец. Заметив мой недоуменный взгляд, доктор продолжил: "Ваш посев смотрела сама заведующая отделением: она является высшей инстанцией, через которую проходят все анализы на венерические заболевания в нашем городе. Но, если вы все еще сомневаетесь, то могу предложить вам принести на повторный анализ тот мазок, что брала у вас ваша лечащая врач. Стеклышко с анализом обязаны хранить целый месяц. Но я думаю, что и там ничего нет".
Новое предложение доктора хоть и могло поставить точку над "i", но требовало от меня опять терпения и встречи с нашей докторшей. Я согласилась.

Я ждала нашего гинеколога перед здравпунктом, чтобы не записываться к ней на прием. Она подошла ко мне в эффектном кожаном пальто с небрежно накинутой на плечи чернобуркой. Я рассказала ей о ссоре с Андреем, о своем посещении вендиспансера, и передала ей просьбу о стеклышке с анализом.
- Я попрошу Зою Антоновну, чтоб она нашла ваш анализ, и вы можете отнести его в диспансер. Но я никак не понимаю, почему у вас ничего не обнаружили?
В этот момент у меня было такое чувство, что я самая большая врунья на свете, и меня только что в этом уличили. Я думала, что она тоже обрадуется моему сообщению, но ей важнее была ее репутация как специалиста. И ей совсем не нравился такой гонококк, который то появляется, то исчезает неизвестно куда.
- Вы обязательно принесите мне заключение из вендиспансера. Ну, а что касается вашей ссоры с мужем, то не надо так расстраиваться - мужчины этого не стоят, - сделала она на прощание вывод.

Я в этот же день отнесла стекло с анализом в лабораторию вендиспансера и приготовилась терпеливо испить эту чашу до дна. Обычно я не умею долго сердиться, и обида уже прошла. Потом я понимала, что очень обидела Андрея своим недоверием, но встреча с ним откладывалась еще на долгих три дня. Но я не могла сходить и попросить у него прощения, потому что точка над "i" еще только прорастала в лаборатории вендиспансера.

По иронии судьбы, день, когда мне должны были вынести окончательный приговор, приходился на седьмое марта. Мне очень хотелось купить доктору цветы не потому, что он женского пола, а за его человеческое отношение ко мне. Но какими жалкими будут эти цветы, если анализ все-таки подтвердится. Лучше с цветами не спешить.

Моросил мелкий весенний дождик, когда я шла в знакомое и уже не такое страшное заведение. Опять, как и в первый раз, улыбающееся лицо доктора: "Можете успокоиться. У вас все в порядке. С двойным праздником вас. Вы еще не помирились с вашим мужем? Тогда что же вы медлите, быстрее домой". Я стояла с дурацкой улыбкой на лице и больше всего хотела броситься к этому человеку на шею и сказать ему, что он самый замечательный доктор на свете. Вот когда я очень пожалела, что так и не купила цветы.
Я пулей выскочила из кабинета. Только пролетев квартал, я вспомнила, что на улице моросит дождь, а я иду без зонта. А воздух оказывается такой свежий, так остро пахнет талым снегом. И я почему-то подумала, что когда человек любит, то возраст не имеет значения - ему всегда семнадцать. Я раскрыла зонт и достала мобильный телефон.
- Я слушаю, - раздался в трубке такой родной и такой усталый голос.
- Андрюш, можно я сейчас к тебе приеду. Я тебе все объясню, - ласково пропела я.

Мне открыл дверь муж с небритым помятым лицом.
- Проходи.
В комнате, не смотря на полдень, были занавешены шторы, горел ночник, сильно пахло перегаром и табаком. Я без слов все поняла - здесь пили не один день.
Любимый мой мужчина, такой сильный и такой слабый, как же по-своему, по-мужски ты переживал беду. От жалости и от любви у меня на глаза навернулись слезы. Я не хотела, чтоб он их видел, поэтому молча подошла к нему и прижалась к небритой щеке своей щекой, положила голову ему на плечо и замерла. Он обнял меня крепко руками сильного, исстрадавшего по женской ласке мужчины. Обнял так, как будто просил прощения за всё: за то, чего и не совершал, и за неопытную молодую докторшу, и за ошибку старой лаборантки.