"Здравствуйте', - сказал он, я посмотрела и... бац! - кусочки пазла сложились в единое целое. Тот недостающий кусочек, который я искала много лет в чьих-то объятиях, рваных рисунках чужих дорог и жизней, вдруг упал мне в ладонь. Мне стало светло и тепло. Кусочек был оранжево-золотистым, как солнце. Человек что-то мне говорил и очень много курил, а я смотрела на него, не разбирая слов и звуков, впитывала то непостижимое ощущение глупого неконтролируемого счастья просто от того, что он сидел напротив и смотрел на меня ставшими вдруг в минуту родными глазами".

Виля прочла написанное, откинулась в кресле и задумалась. То, что она написала, никогда не удавалось ей пережить. Не встречала она такого мужчины, при виде которого лёгкой и осмысленной становилась жизнь.
У Вильки была мечта - написать роман. Или, на крайний случай, повесть. Писать ей удавалось, несколько раз печатали в газете, хвалили журналисты, говорили: "Пишешь ты, Виля, мило и приятно, нежно и трогательно. Слово у тебя дышит", но ей хотелось написать так, чтобы почувствовал читатель всё, что заставляло её браться за ручку и писать много и подолгу, забывая какой на улице день и время суток.
А потом забрасывала, всё казалось ей банальным и глупым, она размышляла о таком тёплом бабском счастье, которого у неё никогда не было, и с сарказмом звала себя "писатель". Подруги увлечения её не одобряли, даже не то чтобы не одобряли, а просто смотрели на это, как на девичью шалость и говорили: "Вот выйдешь замуж да родишь ребёнка, тогда тебе не до статей будет. И не до романов". Виля слушала и странно улыбалась. Потому что знала- не сможет не графоманить. Не сможет. Да и замуж ещё неизвестно, выйдет ли.

Не подумайте, что мужчины у Вильки не было. Был мужчина. И до него мужчины были. Только не задерживались. Сначала юная Вилька не знала, как себя вести надо и открывала свою душу. Заглядывали они туда, а там видели огромую бездну любви. Такую чёрную и непокоримую, что собирали свои вещи и пропадали в череде дней, воркуя рядом с простыми и понятными подругами. Очень это Вильку удивляло и расстраивало. Больно было от одиночества и от непонимания, а потом свыклась. Стала с мужчинами всё больше о земных вещах разговаривать. Перестала рассказывать о ночных полётах, видениях и стихи свои больные, выплаканные перестала показывать. Даже называть себя стала не Виолетта, как родители назвали. А коротко и ёмко - Вилька. Изменив имя, и внешне будто бы поменялась, стала Вилька обыкновенной девушкой 25 лет. Среднего роста, каштановые волосы, карие глаза. Обыкновенная. И мужчина у неё был среднестатистический. Пиво, машина, гараж, рыбалка. Полный набор. Наконец, смирилась Вилька, что роман не напишет больше никогда, что удивительное не приключится. То удивительное, чего всегда с замиранием сердца ждала с раннего детства.

И лишь иногда, вдруг, писала Вилька, Виолетта Романовна, странные вещи. Испытывать ей их не приходилось, а писала будто о себе. Кусочки какой-то большой книги, кусочки чьей-то затерянной жизни. И после того, как напишет, приходило чувство удивительнейшего покоя и одновременно желания жизни. Яркой, в фиолетово-оранжевых огнях, жизни.

14 января, когда отмечают старый новый год, Вилька вышла в магазин за шампанским. Всё было готово, а вот шампанское купить забыла.И попросить некого, Сашка обещал попозже зайти. Набросила на плечи старое пальто и выбежала во двор. А когда возвращалась, сосед на своём грузовике неожиданно вырулил. Не успел нажать на тормоз. Заблестели в свете фар кусочки разбитого стекла и запенилось шампанское. "Розового что ли цвета?" - успела подумать Вилька.
Стало темно.

Когда очнулась, в голове было тяжело и пусто. Рядом возвышались серые пятиэтажки хрущёвского типа, где-то далеко лаяла собака. Похоже, было раннее утро. Окна темно молчали, только в одной квартире виднелся тусклый свет. Двор был незнаком, Вилька решила сходить и постучать в квартиру, в которой горел свет. Нажала кнопку звонка. Дверь открыл босой мужчина в халате. Он, не сказав ни слова, распахнул дверь пошире, предлагая войти. Вилька поёжилась, но вошла. Квартира была пустая, без мебели, на полу белый кафель в грязных подтёках. Из крана капала вода неопределённого цвета. В середине комнаты стоял стол. Трое мужчин и женщина играли в карты.
- Сыграешь? - спросила жуткого вида женщина без передних зубов и подмигнула.
- Я только в дурака умею.
- Ну давай в дурака, коли так.
На удивление, мужчины и женщина играли в карты тихо, изредка посмеиваясь, даже не обманывали. Курили вонючие сигареты "Астра", сплёвывая сквозь зубы на грязный пол.
- Мне уже идти пора, - сказала Вилька.
- Иди! -лениво отозвались они. Вилька повернулась к выходу.

Двери не было. Вообще. И даже следов её не было. Хотела задать вопрос, но посмотрела на торжествующие лица своих компаньонов по игре в дурака и промолчала. Женщина хитро улыбалась, обнажая беззубые дёсны, один мужчина пускал дым в потолок, усмехаясь, второй почёсывал обросшие щёки. И только третий немного сочувственно смотрел на Вильку, теребя воротник старого потёртого плаща. Этот третий стричок вдруг напомнил ей дворника дядю Мишу, с которым она часто здоровалась.
- Мне домой надо, - жалобно сказала она. Меня мужчина ждёт.
- Хорошо, когда ждут, - сказал Второй и сплюнул.
- Точно, - безразлично отозвалась женщина.
А Третий опять доверчиво и жалостливо на неё посмотрел. Но Первый дал ему подзатыльник, и дедушка, опустив глаза, стал снова теребить воротник плаща.
- Я сейчас в окно выпрыгну, - закричала Вилька и вскочила на подоконник. Посмотрела вниз, зажмурила глаза и прыгнула.

Прошло несколько секунд, она ждала боли, но мягко села в сугроб. Посмотрела на тускло светящееся в утренних сумерках окошко и заплакала. Ей хотелось домой, в тёплую постель, хотелось съесть винегрета, выпить шампанского и заснуть под боком у своего мужчины. Но вокруг был лишь только снег, хмурые пятиэтажки и опять откуда-то издалека доносился собачий лай.
Вилька укуталась в пальто и решила пойти поискать людей и телефон, чтобы позвонить Саше, сказать, чтобы забрал её отсюда. Здесь повсюду были эти странные пятиэтажки. В городе Вилька жила давно, а таких домов не встречала.
"Где же я? - впервые в голову пришёл запоздалый вопрос. - Где же я? Мама, где я? Где я, я сплю или нет? Если сплю, Господи, дай мне сил проснуться".
Рядом притормозила старая машина, такие она видела в кино про немецкий патруль.
- Чего Вы ходите здесь одна? - строго спросил мужчина, выглядывая из окошка машины.
- Мне домой позвонить надо, я потерялась.
- Садитесь, я Вас отвезу.

Он привёз её в какое-то учреждение ("наверное милиция", - подумала Вилька), небольшое серое здание с зарешеченными окнами. Оставил в коридоре ("Подождите тут").
Вилька устало опустилась на свободную скамейку. Рядом с ней сидела пожилая, аккуратно одетая женщина с сумочкой в руках. Напротив сидел бледный мальчик с родинкой на шее, он не по-детски серьёзно на неё смотрел, не произнося ни слова.
"Ненавижу эти государственные пыльные конторы, - подумала Вилька. - Ещё и очередь вон какая". Однако очередь проходила довольно быстро.
- Вы не скажете, долго ещё ждать? - спросила она у бабульки. Та высокомерно посмотрела на неё из-под очков и промолчала. "Странные все какие", -буркнула себе под нос Вилька.

Вскоре очередь перед ней закончилась, и Вилька прошла в кабинет. За столом сидел мужчины неопределённого возраста, в очках с толстыми линзами. Неприятно улыбаясь, указал ей на стул.
- Фамилия, Имя, Отчество, - скороговоркой проговорил он.
- Светлова Виолетта Романовна.
- Год рождения?
- Тысяча девятьсот семьдесят девятый.
- В браке состояли?
- Нет.
- Дети?
- Нет.
- В политических партиях?
- Нет!
Ей показалось, что мужчина осклабился. Немного нервно спросил:
- Какой религии придерживаетесь?
Вилька подумала.
- В Бога верите? - повышая голос, спросил мужчина.
- Ну да.
- Ну да, - язвительно протянул мужчина и протянул ей карточку. Можете идти.
- Куда?
- Вам покажут.

Когда она вышла, услышала недовольное: "Для чего живут?". Вилька посмотрела на карточку. На пожелтевшей грубой бумаге было написано "Светлова В. Р. 1979. Группа 6/4 В. Порядковый номер 3009". "Надо же и порядковый номер дают".
- Куда мне идти?- спросила она проходившую мимо женщину в сером халате.
- Туда... - махнула она рукой в направлении коридора.
- А можно здесь откуда-нибудь позвонить?
- А оно Вам надо?
- Конечно, надо, что же Вы такое говорите?
Женщина лениво ухмыльнулась: "Звоните", - и кивнула на телефон.

Тууууу. Тууууу. Тууууу. Сашенька, ну возьми трубку, Сашенька.
- Алло, - сонно ответили.
- Саша, это я, милый мой, Саша.
- Алло, говорите, Вас не слышно.
- Это я, Саша, я потерялась, заблудилась, приезжай за мной.
- Вас не слышно, говорите.
- Саша!!!
- Перезвоните.

Ту-ту-ту-ту. Женщина в сером халате довольно усмехнулась.
- А чему Вы радуетесь? - вдруг зло сказала Вилька.
- А я и не радуюсь, - ответила женщина. Пройдёмте со мной, Вам одежду выдадут.
В маленьком сыром помещении ей выдали серый халат и серую косынку. На халате было написано "Группа 6/4 В. Порядковый номер 3009".
- Я что в тюрьме? - визгливо прокричала Вилька женщине. Та непроницаемо посмотрела и ответила: "Нет".
Вильке показали её комнату. Небольшая, с четырьмя кроватями. На двух из них сидели женщины в серых халатах, о чём-то беседуя. С интересом посмотрели на Вильку.
- Новенькая? Привет.
- Здравствуйте.
Вскоре позвали на обед. Ели серую овсяную кашу, запивали тёмным чаем, женщины сидели отдельно, мужчины за своими столами. Изредка переговаривались.
- А мне завтра на переучёт, - похвасталась толстая женщина справа.
- Ой, да ты что, ну наконец-то. Сколько ждала?
- Два месяца.
- Ну вот и здорово.
Женщины оживились, защебетали. Мужчина в полосатых штанах и в серой вязаной шапочке вдруг громко сказал:
- Чему радуетесь, дуры? Что после переучёта будет, знаете?
Женщины вдруг озябли, притихли. Тоскливо посмотрела толстая женщина, скривила рот в приближающемся рыдании. Соседка погладила её по плечу. Другая женщина с рыжими волосами вдруг зло крикнула в сторону мужчин : "А не хватит ли стращать, Митрофаныч? Ты что ли был там? Всё одно не сереть тут в ожидании. Что будет, то будет".
Вильке стало страшно. Она схватила за рукав соседку: "А мне долго ждать?" Та посмотрела немного удивлённо.
- Дети есть?
- Нет.
- Замужем?
- Нет.
- Привлекалась к уголовной ответственности?
- Нет.
- Ну тогда скоро тебя позовут. Чего думать-то? Лет тебе сколько?
- Двадцать пять.
- Молодая... Позовут скоро.

Вечером женщины в комнате долго разговаривали о детях. Та, что постарше, всё переживала, как там Колька, гриппом не так давно переболел, смотрят ли за ним. "Наверное, по лужам бегает, а поругать некому", - охала она.
- Да, - вторая поддакивала. - Мужикам не всё ли равно.
Была в её голосе стальная уверенность, что все мужчины - сволочи. Обычно Вилька начинала спорить, что не все одинаковые, что нельзя всех под одну гребёнку, но вспомнила злого Митрофаныча из столовой и промолчала. Подумала почему-то, что Сашку она любила какой-то братской любовью, заботилась о нём, засыпала рядом с ним, а огня никогда не было. "Бывают ли на свете такие мужчины? Сильные и смелые. Чтобы встретить и понять- это на всю жизнь. Навсегда. Мне не встречались".
С этими мыслями Виолетта уснула.

Утром в комнату громко постучали. Вошла женщина, похожая на военную, с ней мужчина в какой-то незнакомой серой форме. В руках он держал длинный список.
- Светлова Виолетта Романовна.
- Это я.
- Соберите постель и выходите.
Вилька убрала постель и с холодком внутри вышла из комнаты.
-До свидания, - сказала она женщинам. Те жалко улыбнулись: "Прощай".
Вильку вывели из учреждения, дали в руки знакомую карточку, открыли скрипящую железную дверь во дворе и сказали: "Иди в корпус двенадцать семь". Дверь поспешно захлопнулась у Вильки за спиной. Тёплый ветер дотронулся до щеки. В учреждении было чересчур сыро, а тут тепло.
Вилька ступила босыми ногами на песок (в учреждении забрали туфли), вспомнилось забытое ощущение из детства, когда папа возил на море в Крым. Там был такой же теплый и приятный песок. Недалеко друг от друга стояли маленькие домики, типа бунгало, с написанными на них номерами. Возле домика с номером двенадцать семь стояла маленькая зелёная скамеечка, как на бабушкиной даче, и Вилька не удержалась, села на неё. В воздухе пахло яблоками. Она осторожно постучала в дверь, ей открыл презабавнейший старичок.
"Старичок-Боровичок", - вдруг вслух сказала Вилька. Он рассмеялся, и Вилька вместе с ним. "Проходи, милая", - сказал он . Усадил её на диван. "Пойду я чайку приготовлю. А ты пока посмотри". Он включил телевизор. На экране какая-то маленькая девочка с косами пела песню. Рядом хлопали, видимо, родители. Девочка наряжала новогоднюю ёлку. Вот другая девочка лет пяти купается в море. Звонко хохочет, высоко в небо летят брызги, папа носит её на плечах. "Да это же мой папа", - подумала Вилька. "И девочка это я. Кто же меня снимал?" Вот Вилька идёт в первый класс. Банты больше, чем её голова. "И синий ранец мой, точно мой!" Вот 13 лет, первое свидание с Вовчиком из девятого Б, первый поцелуй. Вилька ещё раз подумала, кто мог это снимать, и вдруг стало очевидно, кто...
Потихоньку бежала по экрану короткая Вилькина жизнь. Её увлечения, лектор из института, ссора с лучшей подругой. Розы на асфальте - Сашка придумал когда-то. Исписанные мелким почерком странички из тетрадки. Незаконченный да и не начатый роман.
Новый 2004 год. Дед Мороз под ёлкой. Подарки на Рождество. Шампанское из пластиковых стаканчиков на работе.
Вилька загадывает желание - влюбиться в того, кто сделает жизнь осмысленной, и написать роман, который перевернёт души читателей. "Как смешно и глупо. Как наивно".

Старичок-Боровичок подошёл сзади. Положил на плечо мягкую ладошку.
- Не расстраивайся.
- Короткая и глупая у меня была жизнь. Не увидела чего-то главного, не успела разглядеть. Можно мне заглянуть туда опять? Попрощаться?
Старичок задумался.
- Вообще-то мы такого не делаем, но я дам тебе пять минут. Только пять минут.
- Спасибо.

Сильный удар в грудь вдруг заставил открыть глаза. Болела правая рука и где-то внизу. Над головой стоял человек в белом халате. Молодой и очень встревоженный. Он что-то громко говорил, кого-то звал. "Поздно, поздно, успокойтесь", - сказал чужой голос. "Мы её потеряли".
Вилька посмотрела на молодого врача и... бац! - кусочки пазла сложились в единое целое. Тот недостающий кусочек, который она искала много лет в чьих-то объятиях, рваных рисунках чужих дорог и жизней, вдруг упал ей в ладонь. Стало светло и тепло. Кусочек был оранжево-золотистым, как солнце. Человек что-то говорил, а она смотрела на него, не разбирая слов и звуков, впитывала то непостижимое ощущение глупого неконтролируемого счастья просто оттого, что он смотрел на неё ставшими вдруг в минуту родными глазами.