Буквально на днях, в самом центре 1001-летнего Суздаля, можно сказать, в экстремальных условиях, открылся Летний фестиваль Дениса Мацуева. Одно из самых масштабных летних мероприятий в мире классической музыки на открытом воздухе едва не сорвалось из-за внезапного налетевшего урагана. За полчаса до начала концерта заморосил дождь, перешедший в ливень, а затем и в настоящий ураган.
Музыканты были вынуждены прекратить играть, спасая ценные инструменты, но выступление народного артиста РФ, пианиста Дениса Мацуева героически продолжилось. На пресс-конференции, которая состоялась сразу после завершения как праздничного концерта, так и ливня, маэстро поделился впечатлениями с журналистами.
– Денис, такое открытие, наверное, надолго всем запомнится?
– Проливной дождь, шторм со шквалистым ветром – да, это было настоящее испытание. Но, честно говоря, такие погодные катаклизмы на концертах у меня не впервые. Сегодня, можно сказать, была легкая разминка. Помню, как я приехал в первый раз под Чикаго, с Чикагским симфоническим оркестром, и дождь там начался с первой ноты. В итоге я играл "Третий концерт" Рахманинова не просто под шторм, а под торнадо. Вот и в Суздале сюрпризы начались также с первых нот. Пришлось перекраивать программу на ходу: оркестр не смог играть в таких условиях, и я почти полтора часа под аккомпанемент капель дождя импровизировал на тему "Времен года". Мне показалось, что Петр Ильич Чайковский (наш абсолютно русский гений в своей меланхолии и лирике) отлично заполнит фортепьянным циклом эту паузу дождя.
– Вы часто повторяете, что именно в импровизации рождается что-то новое и настоящее...
– Наглядное доказательство этому – наше открытие фестиваля, которое получилось абсолютно спонтанным и очень запоминающимся. Особенно когда звезда оперной сцены, заслуженная артистка России Аида Гарифуллина вышла ко мне с нотами произведений, которые я никогда до этого с ней не играл. Сопрано с мировым именем – она должна была выступить с Госоркестром России им. Е.Ф. Светланова, а в итоге исполнила свою программу под звуки рояля и дождя. И это стало новым музыкальным откровением. Низкий поклон публике, которая до последнего, несмотря ни на что, сидела, стояла под зонтами и слушала. В этом – настоящая любовь. На этом открытии была такая спонтанность, которую невозможно заготовить. И у меня до сих пор невероятное послевкусие. Наша публика – это герои! Практически никто не ушел – почти пять тысяч человек!
– Российский зритель – отличается от европейского или азиатского?
– Для меня всегда главное играть для любой публики. Не "на" публику, а именно "для". И когда публика отвечает взаимностью, это дорогого стоит. А если про отличия, то сегодня российский зритель помолодел. За последние 20-25 лет родилось целое поколение, которое приучено ходить на концерты классической музыки, в отличие от Европы, где все-таки основной костяк публики – это седовласые старцы. В Южной Корее классическая музыка страшно популярна у молодежи. Помню, как в пятитысячном зале 70% – молодые девчонки. После одного из концертов они подняли мою машину и понесли на руках. Как я себя тогда почувствовал? Очень странно!
– Кстати, во время карантина вы вышли на сцену, где не было ни одного зрителя. Какими были ваши ощущения тогда?
– Это было в марте 2020 года. И выступление в пустом зале им. Чайковского я не забуду никогда. Да, в Сети его посмотрели 4,5 млн человек, но в зале-то не было ни души! Эту глухую стену тишины очень тяжело было пробить. Это было ужасно. И как я был благодарен своей публике за веру в меня, веру в то, что мы с ней вскоре встретимся. Я в тот раз тоже играл "Времена года" – они всегда меня спасают. Но тогда я хотел бросить все и сбежать со сцены. Не было отдачи зала, того потока энергии, который идет от публики и возвращается к тебе. Выйдя со сцены, я сказал: "Не дай бог, чтобы это стало нашим будущим". И, слава богу, этого не случилось.
– Вы признались, что Суздаль – один из ваших любимых городов России.
– Пожалуй, этот фестиваль для нас – пик любви к месту, Эверест любви. Мы 33 года, каждое лето приезжали сюда, это место нашей учебы, юности, стажировки, мастер-классов. И место для фестиваля было выбрано не случайно, это уникальный город, в котором должна звучать классическая, настоящая академическая музыка. Древний город, в котором культура и искусство, фрески XVII века и невероятная акустика наполняют русскую историю особым звучанием, и нам так важно, что фестиваль сегодня здесь и сейчас.
Когда меня спрашивают, какую музыку ты любишь, я говорю, что ту, которую играю и люблю. Без любви, без страсти невозможно ничего. Без нее нет музыки настоящей.
Надеюсь до последних дней сохранить душевную и физическую форму. Для меня нет ничего страшнее, чем лишиться возможности играть.
– Вы постоянно подчеркиваете, что именно вклад родителей был определяющим в вашей профессии.
– Родительский талант – это целое искусство. От этого все идет. От веры, поддержки, если хотите, даже самоотреченности. Мой отец писал музыку для спектаклей, мама преподавала игру на фортепиано. Они четко понимали, в какой момент меня нужно подстегнуть, а когда лучше не трогать, оставить в покое. У меня никогда не было такого, чтобы заставляли подолгу заниматься на рояле, сидеть и тупо играть. Если рвался на улицу к ребятам, то – пожалуйста, никто не привязывал к пианино. Именно родители приучили меня ко всему относиться с глубочайшей самоиронией и критикой к себе. Даже сейчас, когда я прихожу в отель после концерта, то не слышу их восторженные возгласы. Наоборот, они мне могут указать на ошибки, потому что знают, как я могу играть.
Кстати, у меня есть собственное субъективное мерило хорошей отдачи. Если потерял за концерт пару килограммов, значит, не схалтурил!
Однажды кто-то не поленился и посчитал, что на "Третьем концерте" Рахманинова пятьдесят пять тысяч нот. Так что это не легкая прогулочка, это как на Эверест подняться.
– Кстати, вы же спортсмен! Ярый болельщик "Спартака" и сборной России, даже стали официальным послом ЧМ-2018.
– "Спартак" – моя любовь с 1986 года, любовь, которую привила мне моя бабушка. Она была страстная поклонница этого клуба, собирала фотографии из газет и журналов, таблицы всех чемпионатов. Именно она объяснила мне, что это не просто игра, а игра театральная, с паузами, которая так же, как музыка, завораживает зрителя. Для меня футбол и музыка – это магия, объединяющая людей.
Знаете, у меня было такое домашнее воспитание: оладушки в фарфоре, какао, все такое. А потом я выходил во двор и превращался в этакого Зорро. Крепко рушил стереотипы. Я доказывал, что музыкой занимаются не только "ботаники" и еврейские мальчики в очках со скрипочкой, а настоящие иркутские пацаны. Иркутск, знаете, город такой.… Там интеллигенции много, но и рабочего класса хватает.