Читающая публика наверняка знает о литературном жанре автофикшна, в котором детали фактической биографии героя смешиваются с его собственным взглядом на жизнь, а правдивые истории – с вкраплениями вымысла. Кто-то увидит здесь возвращение к постмодернизму – эдакий литературный ассамбляж, многоголосье структурных единиц текста; другие, наоборот, найдут жанр современным (в метамодерне, как известно, от сомнения до веры рукой подать). Фактом остается популярность автофикшна среди книжной аудитории сегодня.
Легко предположить, почему это так: автофикшн не стремится казаться педантом, знающим все наверняка, безудержным придумщиком или еще кем-то. Он разный, как и любой из нас, иногда противоречивый. Уместней будет даже сравнить автофикшн с увеличительным стеклом, которое автор истории наводит на свою же биографию: здесь и прямое отражение событий, и световые проекции, и слепые пятна. Погружаясь в текст в жанре автофикшн, мы не можем не верить автору в его искреннем стремлении поведать о себе. Однако мы и не воспринимаем рассказ монолитно, прозорливо догадываясь, что за ним стоит живой человек, имеющий право менять свое мнение, быть эмоциональным и даже в чем-то предвзятым.
В эпоху интердисциплинарности, когда границы между ореолами жизни стремительно размываются, жанровые смешения в искусстве мало кого удивляют. Танец, театр, литература, музыка, академическая живопись и стрит-арт – все эти (и не только эти) направления создают причудливые дуэты, а иногда и целые симфонии. Так и автофикшн, освоивший страницы прозы, недавно шагнул за рамки привычного – в пространство театра. На сцене он пока что новичок, сырая почва для драматургов и театральных деятелей, по крайней мере в СНГ. Дело в том, что в странах бывшего соцлагеря все еще сильна документальная традиция: интерес к приему документалистики проявляется на экране, на выставках, даже в ходе перформативных практик – везде, где необходим нарратив.
Но достоверность и стремление следовать реальному ходу событий – лишь одна, хотя и очень весомая, грань автофикшна. Можно сказать, что документальность – это стопы жанра, которыми он упирается в землю, в то время как мыслями он в идеальном мире, в размышлениях о том, как могло сложиться иначе. Наконец, сердце автофикшна – искренняя позиция рассказчика, желающего поделиться своей историей, быть услышанным и, возможно, понятым.
В России автофикшн только начинает появляться на сценических площадках: в основном это независимые театральные объединения, такие, например, как Театр.doc в Москве и MON в Казани. В Кыргызстане экспериментальными форматами на стыке документалистики и драматургии занимается Театр 705. Отдельные спектакли в духе автофикшна встречаются в постоянном репертуаре театров, однако получить полноценное представление о жанре проще всего на тематическом фестивале. Например, в конце ноября в столице состоялся второй сезон международного фестиваля автофикшна "Я – театр" (18+) под кураторством энтузиаста направления, режиссера и перформера Артема Томилова.
Что же увидит, а главное, услышит зритель на спектакле автофикшн-театра? Если коротко, то историю от первого лица. Ее расскажет знаменитость или немедийный человек, говоря от себя или отвечая на вопросы интервьюера. Расскажет, сидя на стуле, ходя по комнате, шутя, припевая, пританцовывая – словом, оставаясь тем, кем был до встречи с публикой.
В человеческом смысле спектакль в жанре автофикшна – это шкатулка с драгоценностями: здесь есть место разным эмоциям, плавным и резким переходам, остановкам, доверию и уязвимости. Терапевтичен ли автофикшн? В том числе, но ментальная разгрузка – не цель, а "побочный эффект" такой работы. Чего вы в автофикшн-театре точно не найдете, так это большого количества декораций, виртуозных актерских перевоплощений и иных игровых спецэффектов. Как гласит кредо одной из независимых театральных площадок Москвы, это театр, в котором не играют…