«Стоит только попристальнее вглядеться в настоящее,
будущее вдруг выступит само собой»
Гоголь Н.В.

Всё хрупко. Всё естественное, закономерное, на самом-то деле — хрупко… Хрупко!
Промозглое, недоброе ноябрьское утро. Для Тоси.

Она стояла у окна, вглядывалась в бесстрастное, безразличное небо, равно как в будущее, словно ожидала от него совета. Как будто оно даст ответ!

В дрожащей, вспотевшей ладошке таблетка.

Солнце робко, доверчиво заглянуло в окно и осветило её распухшие от слёз глаза и нос.
Возрастало раздражение от досады, что Федька никак не мог одолеть охватившую его оторопь. Он, как заевшаяся пластинка, бормотал:

— Тось, а Тось, да ладно. Говорят, ребёнок — счастье. Осилим. И что позорного-то? Во дворе 87-й год, на носу 21-е столетие. Мы поженимся. Мало ли что родители! Прямо сейчас пойдём, заявление в загс подадим. Академический возьмёшь. Закончишь свой «мед» годом позже. Никуда не денется твоя мечта, станешь гинекологом.

Он — такой же бедный студент, как и она, — говорил и говорил, и с каждым предложением всё неувереннее и неувереннее. Мужчина сильный, отважный, храбрый — на войне, а коснётся его житейское дело, так он сразу «маменькин сыночек». Как часто непростую ситуацию разруливает именно женщина!

— Мямля! — выкрикнула Тося.

Она вытолкнула Федьку за дверь комнаты студенческого общежития. Глубоко вздохнула и страстно взмолилась: «О Господи! Храни меня! Что скажут родители, учителя? Как вынести осуждение? Нет, нет и нет! Пусть это будет обычной задержкой. Не нужно мне дитя! Учиться надо. Добиться чего-то. Сделать карьеру, окрепнуть финансово, потом будет видно. За всё надо платить, знаю. Я готова заплатить любую цену, только избавь!»

«Как скажешь», — ответил Господь.

Живот сжался, что-то живое в нём прокрутилось, сделав полный оборот, как Солнце вокруг центра Галактики, и тёплым комочком упало в низ живота. Короткие резкие схватки последовали одна за другой. По стройным ножкам потекли алые струйки. Тоська опустилась на колени. Комочки сгустками плюхнулись один за другим. Ещё и ещё… Последний малюсенький комочек.

«Вот и слава тебе, Господи! Благодарю тебя. Услышал меня. Сохранил от позора!» — восклицала девушка шёпотом, хныча от боли.

«Только к ней на аборт!» «Только у неё рожать!» «Лечиться? Это к ней!» — говорили друг другу женщины.

Слава о «лёгкой руке» Тоси загремела по их городу почти сразу после того, как она, успешно окончив мединститут, кафедру акушерства и гинекологии, приступила к своим обязанностям врача-гинеколога.

«Только к ней на аборт!» «Только у неё рожать!» «Лечиться? Это к ней!» — говорили друг другу женщины.

Не только в профессии оказалась сильна Тося — доктор наук, автор более десятка научных работ, но и в бизнесе. Одну из первых частных медицинских клиник для женщин открыла она. «Ты здорова — ты неотразима!». Теперь их не один десяток по всей стране.

Тёплый ноябрь. Лазурный берег. Тося — успешная и богатая женщина — на террасе семейной виллы. Безотчётно, равнодушно наблюдала за приближающейся к пирсу яхтой. Федька пришвартовался, легко сбежал по трапу и с улыбкой направился к ней.

Тоське лень встать, уйти, остаётся лишь сожалеть, что она, как страус, не может зарыть голову в песок. Он ещё не успел открыть рот, как она мысленно проговорила себе его слова, которые незамедлительно прозвучали из его уст:

— Твоё молчание убивает. Надоела мне твоя кислая мина, Тось! Уже надо, надо смириться с тем, что естественным путём детей у нас быть не может. Нам под полтинник! Что тянуть? ЭКО. Суррогатное материнство. И даже пол по желанию. И далеко идти не надо, всё в твоём царстве. Пойду, посплю, устал.

«Да, мне 48, Господи! Тысячи новорожденных прошли через мои руки! Тысячи пар счастливых глаз, наполненные особым взглядом, что зовётся материнским, с благодарностью смотрели на меня. Почему ты со мной так? Жестоко, несправедливо. Есть ли несчастнее меня, Господи? Почему я как просто баба, не могу познать это таинство в его природном назначении? Ты знаешь, как велико моё желание зачать, выносить и родить дитя! Желание так велико, что не было бы в мире счастливее меня никого с самой первой секунды появления жизни во мне. Я готова отдать всё за эту первую секунду. Никакие блага мира не стоят этого мгновения — зарождения родного, желанного создания. Всё другое суета».

В своих бедствиях люди склонны винить судьбу, богов и всё, что угодно, но только не самих себя.*

Маленькими шажочками босые ножки затопали к кровати. Привычно взобравшись на неё, сопя и кряхтя, двухлетний крепыш запрыгал.

***

«Бах» — громыхнула дверная ручка. Тося притворно прикрыла глаза, приняла позу спящего человека. Дверь в их с мужем спальню широко отворилась, и движением детской руки громогласно захлопнулась. Маленькими шажочками босые ножки затопали к кровати. Привычно взобравшись на неё, сопя и кряхтя, двухлетний крепыш запрыгал. Почти не картавя, громко закричал:

— Вот сони! Деда, просыпайся. Баба, я тут. Я здесь, просыпайтесь!

— Фёдор Третий, мужик, иди ко мне, — сонно зашептал в ответ дед, — не буди бабушку.

— Гулять, гулять, гулять, — тараторил человечек.

Приблизив мордашку к лицу Тоси, неуклюжими пальчиками человечище стал нещадно поднимать ей веки в попытке открыть её глаза. Не имея больше сил сдерживаться, она схватила обеими руками малыша, прижала к себе, забасила ему в ухо:

— Кто это здесь хулиганит? А? Не даёт поспать! Я съем тебя!

Человечек залился звонким смехом, но при этом гнул свою линию, настаивая:

— Гулять! Баба, гулять.

За дверью раздался приглушённый голос снохи:

— Федька! А ну быстро иди сюда. Мама…

— Да, Аль, войди, — отозвалась Тося.

В приоткрывшейся двери показалась сноха:

— Доброе утро. Извините, мама, я не уследила. Федю на работу проводила. Федька, ну-ка, пошли.

— Аля, занимайся своими делами. Я успею до дежурства с ним погулять. Да, и ещё, — остановила она сноху, — спасибо тебе, родная, за внучка.

Глядя на радостного малыша, оседлавшего совершенно счастливого деда, она прижалась к плечу мужа, губами потрепала розовую пятку внука, затем целуя каждый пальчик, в такт пробубнила:

— Мне 48, я бабушка, и это прекрасно! Фе-едь, спасибо, что тогда…

Каждое событие в настоящем рождается из прошлого и является отцом будущего…**

… — Мямля! — выкрикнула Тося.

Она вытолкнула Федьку за дверь комнаты студенческого общежития. Глубоко вздохнула и страстно взмолилась: «О Господи! Храни меня! Что скажут...»

В дрожащей, вспотевшей ладошке таблетка.

Солнце ласково осветило её растерянное лицо.

Стремительно возвратившийся Федька не дал договорить. Он обнял её, прижал к себе. Твёрдым голосом негромко выговорил:

— Я запрещаю, Тося, слышишь, запрещаю! Я никогда этого тебе не прощу! И ты больше меня не увидишь! Если он есть в тебе, пусть будет!

— И я закончу учёбу, буду гинекологом.

— Непременно! Хорошим доктором гинекологом.

— И мы назовём его Федькой. Фёдор Второй, — сквозь рыдания, заикаясь, счастливо проговорила она.
— А если девочка….
— Нет, это мальчик, я знаю с первой секунды, — Тося всхлипывала громче и громче.
— Скажи ещё, что знаешь секунду, когда он появился, — вытирал он ей слёзы.
— А как же! Знаю!

***

Всё хрупко.
Тося стоит у окна, вглядывается в бесстрастное, безразличное небо, равно как в будущее, словно ожидает от него совета. Как будто оно даст ответ!

В дрожащей, вспотевшей ладошке таблетка.

Солнце робко, доверчиво заглядывая в окно, освещает её распухшие от слёз глаза и нос….
Каждый человек кузнец своей судьбы.***

* — Платон.
** — Франсуа-Мари Аруэ Вольтер.
*** — Саллюстий как изречение Аппия Клавдия.