9 мая 1945 года.
Победа! Как торжественно и гордо звучит это слово. Все радуются, смеются, плачут, поют песни. И вспоминают…
Я тоже вспоминаю.

Все эти годы я не писала ни строчки, поэтому расскажу тебе сейчас обо всем, что видела.

Лето 1941 года. Мне уже 14 лет, каникулы. Я все свое свободное время могу заниматься танцами, мне это так нравится.

Маме я тоже помогаю, конечно. И по хозяйству, и в огороде. А еще на поле работникам обед ношу и молоко, в жару молоко хорошо.

А вечерами мы с девчонками собираемся и идем на пруд, купаться. Жарко ведь. Ой, а с девочками так весело. Подольше бы лето не кончалось.

В нашей деревне поселился страх. Все здоровые мужчины ушли на войну. Даже Колька ушел, а ведь ему только 16.

А потом вдруг война. Мама сказала, что это очень страшно. А я пока не знала, что такое война. В нашей деревне поселился страх. Все здоровые мужчины ушли на войну. Даже Колька ушел, а ведь ему только 16. В деревне остались старички и женское население. Нужно было продолжать заниматься полями, урожаями, кушать ведь надо.

Про школу пришлось забыть. Помогать нужно было. И на пруд мы ходить перестали, страшно.

А потом пришли немцы. Я помню, проснулась рано-рано от шума во дворе. Все кричали, собаки лаяли, слышалась очередь автомата, пахло костром.

Оказывается, немцы пришли в нашу деревню за едой и самогоном. С собой забирали кур, поросят, картошку — все, что могли унести. Если кто-то пытался спрятать что-нибудь, они стреляли. Несколько домов сожгли, бросали окурки в открытое окно. Им так смешно было смотреть, как все горит кругом.

А потом они нашли старый патефон и показали, чтобы им включили музыку. Согнали всех девочек и велели танцевать. А у нас в деревне танцами занималась только я. Очень скоро они прогнали всех, и осталась я одна. Музыка играла, а я танцевала. Так продолжалось для меня целую вечность.

Наконец они ушли, но сказали, что вернутся еще. Защитить нас было некому…

Прошла, наверное, неделя. И опять немцы.

— Танцуй! — выучили слово по-русски.

И опять я танцую. Танцую неистово, со слезами на глазах. Изо всех сил сжимаю руки в кулаки, так, что ногти впиваются в ладонь, это чтобы не зарыдать. Танцую и боюсь: за себя, за моих родных, за Кольку и папу, которые сейчас на фронте. Боюсь, что они станут убивать. Танцую и смеюсь сквозь слезы, чтобы не показать, что мне страшно. А смех такой не мой, смех истеричный какой-то.

А они сидят, едят наши продукты, пьют самогон тети Нюси и веселятся. Всем страшно, а они веселятся. Говорят что-то по-своему, но я не понимаю.

Потом замазываю слезами стертые в кровь ноги. Мама гладит по голове и говорит, что скоро все закончится. Они уйдут. Главное, что меня не трогают.

Мне хочется их убить, но их много. Плачу от бессилия. Хочу убить себя и не могу. Даже покалечить не могу, боюсь смерти.

Танцую и боюсь: за себя, за моих родных, за Кольку и папу, которые сейчас на фронте. Боюсь, что они станут убивать.

Немцы приходили еще один раз, но оставались на ночь. Я танцевала всю ночь. Перед костром. Смотрела на их морды и думала, они же тоже люди, почему же они такие.

Когда они ушли из деревни, я спрятала патефон на чердак и пообещала себе, что не буду танцевать, пока война. А сама записалась на курсы медсестер, помогать своим. Чтобы скорее прогнать эту «нечисть» из нашей страны.

Наверное, тогда я стала взрослой. Девочка-подросток со смешными косичками куда-то пропала. Не было больше Нюрки, появилась медсестричка Анечка, так ласково называли меня все в госпитале.

Прошло 4 года.
И сегодня я танцевала в первый раз за эти четыре года. В память о тех воинах, которые погибли, в память о простых мирных жителях, которые вставали на пути немецкой армии. В память о тех днях, когда немцы были у нас в деревне.

А еще вернулись мой папа и Колька. И в честь этого я тоже танцевала. С каждой минутой чувствуя, как из тела выходит этот страх, который был во мне все эти 4 года. Страх уходит, но танцевать я больше не буду, сразу страшное вспоминается.

А еще у меня сегодня день рождения! 18 лет. Но это неважно, потому что ПОБЕДА.