Оля с наслаждением подставила лицо солнечным лучам и зажмурилась. Влад, сидевший рядом, был хмур и сосредоточен. Он поддевал носком ботинка мелкие камешки из-под лавочки, отчего они летели прямо под ноги прохожим. Наконец, будто решившись на что-то важное, он выпалил:
— Оль, ты пойдешь со мной на выпускной?

Девушка повернулась к нему, солнечный зайчик упал с ее щеки и разбился об асфальт, улыбка погасла.

— Влад… Я… — она замялась. — Прости... мне пора!.. — выдохнула она вдруг и, вскочив, опрометью бросилась к дому. Влад рванулся было за девушкой, но махнул рукой и вновь опустился на нагретую солнцем скамью. Да, наверное, он представлял этот вечер иначе, чем она. Вот Оля в красивом платье спускается по школьной лестнице, он ждет у подножья, почтительно склонив голову. Под одобрительный шепот одноклассников, восхищенные восклицанья учителей, они идут в актовый зал рука об руку, и он знает, что сегодня ее улыбка только для него одного. Они займут места в первом ряду, и директриса зычным голосом скажет…

— Сегодня мы провожаем наших выпускников…
— В последний путь! — раздался голос из второго ряда.
— Не паясничай, Томилин! — для приличия одернула ученика директриса. — ...В путь к новым достижениям и заслугам! Мы, ваши педагоги, надеемся, что знания, полученные вами в школе…

Дальше Влад не слушал. Он ослабил узел галстука и вздохнул. Его взгляд все время возвращался к стройной, веселой и такой прекрасной Оле, сидевшей в первом ряду. Девушки, словно стайка пестрых заморских птичек, радостно щебетали, постоянно поправляли непривычные высокие прически и одергивали платья. Впрочем, Влад смотрел совсем не на них. Позади Оли сидел Андрей Томилин, признанный красавец, балагур и заводила 11 «А». Иногда он клал руку на Олино плечо и что-то ей говорил, а она одаривала его нежным взглядом и касалась маленькими пальчиками его запястья. Влад чувствовал, как в груди поднимается жгучая обида и негодование. Чем он заслужил такую пытку — целый вечер смотреть, как эти двое обмениваются ласковыми улыбками, танцуют, переплетаясь в объятиях. Ведь это он должен сейчас быть рядом с ней! Он, Влад, а не этот самодовольный нахал! Не выдержав, парнишка выбежал в коридор и со всей силы впечатал кулак в бетонную стену.

Чем он заслужил такую пытку — целый вечер смотреть, как эти двое обмениваются ласковыми улыбками, танцуют, переплетаясь в объятиях.

На Воробьевы горы они по традиции приехали, когда небо уже окрашивалось робкими полосками солнечных лучей.

— Олька, смотри — рассвет! — Андрей накинул ей на плечи свою куртку, а потом обнял покрасневшую от неловкости Олю.

Влад с досадой плюнул в ближайшую лужу и отошел от одноклассников. Неподалеку от их веселой компании сидела сгорбленная старушка, просившая подаяние. Парень выгреб из карманов все деньги и бросил в ее коробку. Нищенка подняла на него глаза.

— Что, невесело тебе, сынок? — спросила она.
— Да уж чего веселого, — пробормотал Влад.
— Знаешь, — она придвинулась ближе, и он почувствовал запах немытого тела. — Я тебе секрет скажу. Здесь есть место одно волшебное, любое желание исполняет. Запиши что-то, только самое сокровенное, и положи под плиту парапета у семнадцатого столбика, все и сбудется. Только осторожней — Судьба, она шутковать любит!
— Глупости какие! — он отвернулся.
— Может, и глупости. Только сбывается ведь.

Парень промолчал. Одноклассники уже потянулись со смотровой площадки, на ходу крича Владу. Он поспешил за ними, но потом резко остановился, раскрыл рюкзак, и на наспех вырванном листе из тетради торопливо написал: «Хочу быть мужем Оли Карповой. Хоть через 20 лет!» Быстро просунул листок в указанное место и побежал за остальными.

Через год ему пришло письмо от Оли со вложенным в конверт приглашением на свадьбу. Он бросил его в урну вместе с надеждами на счастливое и безоблачное будущее.

* * *

Влад уверенно держал руль, глядя на дорогу. На выезде из города всегда собиралась пробка из машин с такими же, как он, торопыгами, спешащими поскорее покинуть душные офисы и, успев до вечернего часа пик, вернуться домой. Только с каждым днем машин становилось все больше, и Влад приходил к мысли, что по закону подлости именно в это время здесь собирается столпотворение. «Да куда ж ты прешь!» — вдруг выкрикнул он. Это относилось к водителю большой черной иномарки: он мчался по крайней левой полосе, когда Влад уже начал туда перестраиваться, и явно не собирался тормозить. Влад прибавил газу, чтоб успеть завершить маневр до приближения черного автомобиля. Но водитель иномарки, не снижая скорости, резко вывернул руль, и выехал на встречную полосу, стремясь обогнать машину Влада, и тут же отчаянно засигналил, требуя пропустить его вперед.

«А вот фиг тебе! — с неожиданной мстительностью подумал Влад. — Учить таких надо, а то права купят, а ездить не умеют, и...»

Влад неосознанно нажал на педаль газа и еще успел увидеть стремительно приближающийся бампер впереди идущей машины.

Тут он поднял глаза и обомлел: по встречной полосе на всех парах несся грузовик, лицо водителя исказилось от ужаса, визг тормозов разорвал тягучую тишину. Влад лихорадочно бросил машину влево, но то ли черный джип был слишком неповоротлив, то ли его водитель оцепенел от испуга, но повторить маневр не сумел. Громкий лязг ударил по нервам Влада, зазвенели стекла, кто-то закричал. Влад неосознанно нажал на педаль газа и еще успел увидеть стремительно приближающийся бампер впереди идущей машины. Потом навалилась удушливая чернота.

Он пришел в себя, но все вокруг было размытым и нечетким. В памяти остался лишь неясный образ женщины, сидящей рядом с ним.
— Андрей, Андрюша... — расслышал он. — Слава Богу, ты жив. Все будет хорошо, все будет...
Странно, подумал он, почему она называет меня чужим именем. Я не Андрей, я Влад. Он хотел объяснить это женщине, но внезапно силы оставили его, и мужчина провалился в беспамятство.

Взгляд бесцельно бродил по потолку, выхватывая трещины в облупившейся штукатурке, дрожащий свет неоновой лампы, циферблат старых часов с крупными стрелками, иглу от капельницы, впившуюся в вену. Пациент повернул голову: рядом сидела женщина, которую он уже видел там, на дороге. Увидев, что мужчина очнулся, она радостно охнула и, вскочив, порывисто обняла его. И вдруг он узнал, вспомнил это прикосновение и, взглянув на женщину, прошептал:
— Оля, Оленька...

Она улыбнулась ему:
— Андрюш, ты будто в рубашке родился! Машина прямо всмятку, а у тебя всего пара переломов. А в другой машине, представляешь, был Влад Островцев, помнишь его? Жалко-то как, его не смогли спасти, и...

Она еще что-то говорила, слова будто проходили мимо, не задевая сознания. Страшная пронзительная догадка поразила мужчину. Он вспомнил выпускной вечер, руки Андрея на Олиных плечах, свою всепоглощающую ревность и глупое безотчетное желание. Внутренний голос ехидно посмеялся над его растерянностью: «Ты же мечтал быть ее мужем, вот и получай! Теперь ты — Андрей Томилин, ты же этого хотел!»

— Нет, не этого, — медленно проговорил мужчина, и Оля удивленно на него посмотрела.

* * *

Жизнь шла своим чередом. Он вышел из ворот больницы со странным чувством, теперь преследовавшим его постоянно. Когда-то в детстве он придумал себе девочку-мечту, девочку-счастье, девочку-любовь… Почему же сейчас, когда она рядом с ним, он не чувствует ничего, кроме безысходной опустошенности?

Сердце мужчины вздрогнуло и забилось быстрее, когда он увидел, как девушка просунула листок в то же самое место, куда и он много лет назад.

— Андрей, ты очень изменился за последнее время, — Оля сидела на диване, поджав под себя ноги, и разбирала старые фотографии. — Наш выпускной, это Светкины крестины… О, ты помнишь этот снимок? Наш медовый месяц в Адлере, это на пляже, когда ты положил мне на живот медузу. Я тут рассерженная такая! И молодая… — со вздохом закончила она, ожидая ответного комплимента от мужа. Когда она так говорила, раньше Андрей брал ее за руки и приговаривал: «Молодая? Это ты сейчас молодая, а там ты вообще ребенок еще. Так что, голубка ты моя дряхлая, не прибедняйся!» Однако сейчас муж пробормотал невразумительное «Угу-мс...», и она, стараясь скрыть разочарование, пошла на кухню заваривать чайник. Потом принесла Андрею чашку чая («Вот, все, как ты любишь!») и вышла, не заметив, как муж, сделав глоток, поморщился: «Ненавижу эту сладкую бурду».

Через неделю Оля ворвалась в квартиру, когда Андрей ставил на плиту почищенную картошку.

— Ты уже освободилась? — спросил он. — Я не ждал тебя так ра...— звонкая пощёчина внезапно оглушила его.
— Я тебя любила! Молила Бога, чтоб ты выкарабкался после этой аварии! Удивлялась переменам в характере, но списывала на последствия катастрофы, а все, оказывается, было так просто! Полюбуйся! — она швырнула ему в лицо фотографии, на которых Андрей был запечатлен на широкой кровати в объятиях незнакомой светловолосой девушки. Приглядевшись, он узнал в ней своего секретаря Лену. «Какая мерзость! — подумал мужчина. — Ты еще и бабник, Андрей Томилин...»
— Мне принесли это на работу, — зло отчеканила Оля и вдруг разразилась рыданиями. — Почему, Андрей? Чем же я нехороша для тебя?

Она в исступлении колотила диванную подушку, и он, стараясь двигаться бесшумно, вышел из квартиры. Вернувшись около полуночи, обнаружил у двери спортивную сумку с наспех наваленными вещами.

Развелись они быстро и как-то по-будничному. Но на Светкин выпускной он все-таки пришел. Они с Олей сухо поприветствовали друг друга и сели в разных концах зала. Света, нарядная и оживленная, спускается со сцены, в руках — неприметная серая книжечка — аттестат, а также пара пестрых поздравительных грамот. Подбежала к нему и, бросившись на шею, прошептала:
— Я рада, что ты здесь!

Повинуясь какому-то неясному желанию, Андрей приехал на Воробьевы горы, когда над столицей занималась заря. Он нашел глазами Свету. Она, отойдя от подружек, писала что-то на листе. Сердце мужчины вздрогнуло и забилось быстрее, когда он увидел, как девушка просунула листок в то же самое место, куда и он много лет назад. Когда разъехались школьные автобусы, он пересек смотровую площадку, протянул руку к семнадцатому столбику у парапета и аккуратно, за уголок, вытащил из щели смятый листок. Разгладил его на коленке и прочел: «Хочу, чтобы Вовка Брыкин в меня влюбился!»

— Эх, Света, Света... — Андрей усмехнулся, покачал головой и, порвав лист на мелкие кусочки, бросил их в урну. А затем пошел к дороге, поднимая руку призывно посигналившему такси.