Я не люблю покупать продукты на рынке. Уж больно там шумно, грязно и как-то все неорганизованно... То ли дело - супермаркет. Пусть дороже, зато тепло, светло и мухи, что называется, не кусают. И продукты не на лотках, а в вакуумной упаковке... Капиталистический рай. Но в это воскресенье меня понесло именно на рынок. Так сказать, для разнообразия.

Сделав стратегический запас продуктов на неделю, я направилась к выходу, увязая по щиколотку в грязном снегу. И вдруг меня осенило: "Яблоки! Яблок купить забыла!". Как раз с утра я замыслила шарлотку, поддавшись очередному приступу кулинарной фантазии.

Вздохнув, я побрела в сторону импровизированных яблочных рядов. За прилавками из перевернутых деревянных ящиков бабули всех мастей наперебой расхваливали кислую антоновку. Мое внимание привлекла одна - в основном потому, что не голосила, как раненый буйвол. Яблок в ее лотке оставалось всего килограмма два, и я попросила взвесить половину.

Бабуля начала судорожно перекладывать яблоки в целлофановый пакет. Замерзшие руки не слушались ее, она виновато улыбалась и вновь предпринимала попытку справиться с очередным непослушным фруктом. Старенькое демисезонное пальтишко видимо совсем не грело, неуклюжая вязаная шапочка съехала на бок. На ногах - поношенные драповые сапожки... Это в такую-то слякоть! Во всем ее облике сквозила чуть уловимая, стершаяся интеллигентность: тонкие перчатки некогда были украшены изящной вышивкой, и улыбалась она так... по-доброму.

- Сколько я должна Вам денег?
- Пять рублей...
Я опешила...
Ба, что, еще есть такие цены? Давненько я не бывала на рынке...
Я протянула ей сотенную бумажку.
- Бабушка, сдачи не надо, идите домой, греться.
Она мяла в замерших руках купюру и никак не решалась положить ее в карман.
- Берите, - говорю, - остатки своих яблок, и идите домой, холодно ведь.

И тут она заплакала. Светлые слезы катились по сморщенным, как печеное яблоко, щекам, и капали на потертый воротник пальтишка.
- Доченька, я не могу, как же так... А ты? А как же ты? - ее голос был еле слышен.
- Бабушка, не переживайте, я хорошо зарабатываю!
Она догнала меня, на ходу рассовывая по моим авоськам оставшийся у нее килограмм этой несчастной антоновки. Я отказывалась, как могла, рискуя остаться на этом рынке навсегда, прибавься у меня еще один килограмм поклажи.

Я вернулась домой, кинула сумки на кухне и неожиданно для себя разрыдалась навзрыд. Сколько такая старушка продаст за день? Не больше, чем сможет принести. Пять килограмм? Семь? Тридцать пять рублей. Что она на них купит? А если у нее никого нет? А есть только коммунальные счета и нищенская пенсия... Я рыдала все сильнее, чувство жалости, стыда и жуткой несправедливости раздирало меня на куски. Господи, как мы живем! Я могу спустить несколько пенсий такой бабули за ночь по боулингам и дискотекам, и буду потом убиваться, что в Париж пришлось поехать на автобусе...
Мои друзья часами ломают голову - купить еще одну машину или поменять квартиру, и искренне считают это неразрешимой проблемой.

Мы все ломимся неизвестно куда, даже не замечая существования параллельного с нашим мира, где царят одиночество, болезни и старость... Они всегда думают о нас, почему нам некогда подумать о них?
Мои бабулик с дедуликом уже отчаялись зазывать меня в гости. Я практически живу в своем отутюженном офисе, я вечно занята, решая проблемы космической важности...

Все еще захлебываясь слезами, я бросилась к телефону.
- Бабуля! Бабулечка! Милая, родная, прости меня за все, я сейчас приеду!